Элизабет Бир

Никто не заставляет меня это рассказывать. Никто не заставляет меня рассказывать эту историю. Никому еще не удавалось заставить меня рассказать то, что я сама не решила поведать.

Я, Элис Хемингуэй, писателю не родственница, стою сейчас у подножия Скалистых гор. Я пешком добираюсь домой.

Или — пытаюсь добраться домой? Трудно сказать.

Вы с Кейси ждете меня. Кейси скоро одиннадцать, и она с ума сходит по лошадям. Но мы не можем позволить себе лошадей. Ты? Ты на два года моложе меня и в шесть раз меня веселее. Ты придумал бы шутку о том, что не знаешь, добираешься ты домой или только пытаешься добраться. Ты взял бы меня за руку, когда я слишком устану идти. Устану карабкаться.

Вы двое ждете меня. Вот почему мне обязательно нужно вернуться.

Семидесятое шоссе казалось самым коротким маршрутом, но я начинаю думать, что следовало взять севернее, из Колорадо, и переходить горы в Вайоминге, по относительно плоскому Южному перевалу. Сожаления — не лучшее, чем можно заняться на этом этапе игры, но я стою перед въездом в туннель Эйзенхауэра, и мысль о таком долгом пути в темноте внезапно кажется невыносимой. А еще я вспоминаю, сколько придется карабкаться на высокогорных перевалах по дороге к Гранд-Джанкшен. Наверное, лучше было пойти в обход.

Я не привыкла решать такие задачи, тем более решать их постоянно, понимая, что это вопрос жизни и смерти. Мало кто к такому привык.

Думаю, те из нас, кто уцелеет, научатся этому.

Сейчас весна — где-то около Дня поминовения, — но в Скалистых горах это означает не то, что могло бы означать в другом месте. Из серой утренней мглы лениво выплывают снежные хлопья и оседают на моих рукавах и на лямках рюкзака. Мне повезло: я бывала в Скалистых горах, когда проводила полевые исследования, а моя работа включала в себя довольно много походов. У меня хорошие носки, хорошие ботинки, хороший рюкзак, полный походных одеял и энергетических батончиков «Клиф».

Однако, не считая карманного ножика, у меня нет никакого оружия. А между мной и входом в туннель стоят три человека. Все одеты более-менее по погоде. Они поджидают меня. Один — с пустыми руками. Другой держит алюминиевую софтбольную биту.

Третий — с ружьем.

Я поднимаю руки, показывая, что в них ничего нет.

— Я Элис Хемингуэй из Сан-Диего, — говорю я им. И, чтобы сдержать дрожь в голосе, думаю о тебе. — Мне нужно только пройти через туннель. Я пытаюсь добраться до дома.

Они переглядываются. Тот, что с ружьем, морщит нос. Тот, что с битой, пожимает плечами.

Тот, что с пустыми руками, шагает вперед.

— Проход здесь платный.

* * *

Они не требуют денег. Кому сейчас нужны деньги? Но я сторговалась до двух пакетов ореховой смеси и нескольких таблеток для очистки воды. В ходе разговора выяснилось, что я биолог — точнее, ботаник — в Калифорнийском университете.

— У вас есть медицинские знания? — спрашивает женщина с битой.

— Кое-какие навыки оказания первой помощи, — говорю я. — И, поскольку моя специальность растения, знаю лекарственные травы.

— Вы можете помочь людям с Жаром? — спрашивает она.

Я болезненно морщусь.

— Я могу показать вам, где взять кору ивы. В ней содержится салициловая кислота, компонент аспирина. И щандра… хотя она растет на более низких высотах. Успокаивает кашель. Еще есть лишайник, называется «борода старика», считается противовирусным, правда, я не знаю, проводились ли исследования, не знаю, как его готовить и какая дозировка. — Я пожимаю плечами. — Извините. Все, что я могу предложить, — паллиативные меры с недоказанной эффективностью. Если бы было средство…

Если бы было средство, мы бы здесь не стояли. Сейчас появилась вакцина, а прошлой зимой ее не было. Но производится вакцины мало, а распределение организовано паршиво. Исключительная вирулентность штамма в сочетании с антивакцинной паникой — все это за короткое время привело к смертности, не виданной со времен испанской инфлюэнцы или чумы.

Жар. Меня бесит, что народ называет новую пандемию словом, в котором отчетливо слышится большая буква. Получается, они мифологизируют ее.

Оказалось, что выдры, касатки и морские слоны — все они могут болеть гриппом. А в условиях потепления океана штамм Н1N1 гриппа морских животных процветает, распространяется и мутирует очень быстро. «Морской» грипп перекинулся на человека в том же сезоне, что и штамм H10N8 птичьего гриппа. Дьявольское невезение.

То, что штаммы мутировали и превратились в монстра, который сровнял с землей Северную Америку — и, полагаю, весь мир, хотя информации оттуда мало… это похуже, чем просто невезение. Если бы я была религиозна, я назвала бы это гневом Господним. Я была бы не первой.

Прошлой зимой бушевал грипп. Нынешней — бушует смерть.

Если повезет и нам удастся оправиться, думаю, антивакцинная паника сойдет на нет. Только вот смогут ли раздобыть вакцину те, кто захочет сделать прививку?