Жизнь взаймы

«Почему меня это не трогает? — думала Лилиан. — Почему гонки не захватили меня так, как они захватили миллионы людей, выстроившихся в этот вечер и в эту ночь вдоль дорог Италии? Разве не должны были они опьянить меня больше, чем всех остальных? Разве моя собственная жизнь не походит на гонки?»

Разве сама она не неслась вперед, стараясь как можно больше урвать от судьбы, и разве она не гналась за призраком, который мчался впереди нее, как заяц-манок мчится перед сворой собак на охоте?

— «Говорит Флоренция», — торжественно сообщил чей-то голос из радиоприемника. Лилиан опять услышала перечень часов и минут, фамилии гонщиков, марки автомобилей, средние скорости участников соревнования и наивысшие скорости отдельных гонщиков. А потом тот же голос с небывалой гордостью возвестил: «Если лидирующие машины не снизят темпа, они достигнут Брешии в рекордное время».

Эта фраза вдруг потрясла Лилиан. «Достигнут Брешии, — подумала она, — и снова окажутся в том же маленьком провинциальном городишке, снова увидят те же гаражи, кафе и лавчонки. Окажутся там, откуда умчались, презрев смерть; целую ночь они будут нестись вперед как одержимые; на рассвете их свалит с ног ужасающая усталость, их лица, покрытые коркой грязи, окаменеют, подобно маскам, но они все равно будут мчаться и мчаться вперед, охваченные диким порывом, как будто на карту поставлено все самое важное на свете, и в конце концов они снова вернутся в уродливый провинциальный городишко, из которого уехали. Из Брешии в Брешию! Разве можно представить себе более выразительный символ бессмысленности? Природа щедро одарила людей чудесами; она дала им легкие и сердце, дала им поразительные химические агрегаты — печень и почки, наполнила черепные коробки мягкой беловатой массой, более удивительной, нежели все звездные системы вселенной; неужели человек должен рискнуть всем этим лишь для того, чтобы, если ему посчастливится, примчаться из Брешии в Брешию?»

Лилиан выключила радио. Каждый человек едет «из Брешии в Брешию». Так ли это?.. «Из Тулузы в Тулузу». От самодовольства к самодовольству. «А я? — подумала Лилиан. — Где та «Брешия», к которой я стремлюсь?» Она взглянула на телеграмму Хольмана. Нет, не в санатории. Там не было ни «Брешии», ни «Тулузы». Там шла безмолвная и неумолимая борьба, борьба за каждый вздох на границе между жизнью и смертью. Там не могло быть ни «Брешии», ни «Тулузы»!

Лилиан встала и прошлась несколько раз по комнате. Она потрогала свои платья, и ей показалось, что с них осыпается пепел. Она взяла со стола щетки и гребни, а затем так же машинально положила их обратно, не сознавая, что держала в руках. Подобно тени, вползающей в окно, в ней закралось подозрение, не совершила ли она ужасной ошибки, неминуемой и непоправимой.

Лилиан начала переодеваться. Телеграмма все еще лежала на столе. При свете лампы она казалась самым светлым пятном в комнате. Время от времени Лилиан поглядывала на нее. Было слышно, как за окном плескалась вода. Оттуда тянуло запахом реки и листьев.

«Что они теперь делают там, в горах? — подумала Лилиан и погрузилась в воспоминания. — Чем заняты люди в санатории в то время, как Клерфэ мчится по темному шоссе Флоренции за светом своих фар?» Поколебавшись секунду, она сняла трубку и назвала телефон санатория.

* * *

— Сиена, — сказал Торриани. — Надо заправиться и сменить задние колеса.

— Скоро?

— Через пять минут. Проклятый дождь!

Клерфэ усмехнулся.

— Он мешает не только нам. Другим тоже. Смотри, чтобы мы не проскочили пункт обслуживания.

Домов становилось все больше и больше. Фары вырывали их из темноты, где шумел дождь. Повсюду стояли люди с зонтиками, в непромокаемых плащах. Мелькали белые стены, люди, разлетавшиеся в разные стороны, как брызги, зонтики, качавшиеся взад и вперед, подобно шляпкам грибов во время бури; впереди чью-то машину швыряло из стороны в сторону.

— Стоп! — крикнул Торриани.

Тормоза тотчас сработали, машину встряхнуло, и она остановилась.

— Воды, задние колеса, скорее! — крикнул Клерфэ; мотор уже замолк, но в ушах Клерфэ все еще стоял гул, как в пустых заброшенных залах.

Кто-то протянул ему кружку с лимонадом и дал новые очки.

— На каком мы месте? — спросил Торриани.

— Вы идете прекрасно! На восемнадцатом.

— Паршиво, — сказал Клерфэ. — А как другие?

— Монти на четвертом, Саккетти на шестом, Фриджерио на седьмом. Конти выбыл.

— Кто на первом месте?

— Маркетти. Обошел всех на десять минут. За ним Лотти, отстал от него на три минуты.

— А мы?

— Вы отстали на девятнадцать минут. Не беспокойтесь. Тот, кто приходит в Рим первым, никогда не выигрывает гонки. Это всем известно.

Откуда-то вдруг появился тренер.

— Да, такова воля божья, — добавил он. — Святая Мадонна, матерь господа нашего! Ты ведь это тоже знаешь! Покарай Маркетти за то, что он первый! Ниспошли ему маленькую дырочку в бензонасосе, больше ничего не надо. И Лотти тоже; быть вторым — почти такой же грех, как быть первым. Святые архангелы, храните… — молил он.

— Как вы сюда попали? — спросил его Клерфэ. — Почему вы не в Брешии?

— Готово! — крикнул один из механиков.

— Давай!