— Я почти уговорила ее, — весело сообщила по телефону Марсия. — Еще немного, и все будет в порядке. Она, конечно, беспокоится, и я понимаю ее. И дала согласие на сопровождение, — весело рассмеялась она. — Ты доволен?
— И ты еще спрашиваешь! — со смехом упрекнул ее Анри. — Это просто превосходная новость, и я предлагаю отметить ее в Париже. Надеюсь, твоя мама не будет возражать насчет поездки в Париж? Разумеется, с твоими гориллами. А кроме того, мои отправляют со мной еще троих. Так что конвой будет внушительный и вооруженный.
— Можно я буду говорить откровенно? — вздохнул Ван.
— Я всегда предпочитаю искренность, — улыбнулась Инель. — Я понимаю так, что тебе не нравится Анри. И давно хотела спросить — почему?
— Знаете, — вздохнул Ван, — все очень просто. Анри не интересовался Марсией, пока не появился в Леоне. И здесь он не сразу вышел на нее. Например, мне кажется это подозрительным. И это чувство появилось после того, как я совершенно случайно услыхал разговор молодых людей. Он говорил, что очень скучал без нее и вроде даже приехал в Леон, чтобы увидеть ее. А у меня появился вопрос. Если это так, почему он не написал ей? Почему случайная встреча произошла через двенадцать дней после его появления в Леоне? И еще, — продолжил он, — его родители как-то были в музее и заговорщически переглядывались.
— Что? — Инель весело рассмеялась.
— По взгляду человека можно понять многое, — спокойно проговорил Ван. — По глазам боец понимает, когда и куда будет бить противник. Посмотри в глаза — поймешь человека, — добавил он.
— Извини, Ван — улыбаясь, вздохнула Инель. — Я поняла, что ты не совсем хорошо думаешь о семье Анри.
— Не верю я им, — заявил он. — Глаза у них недобрые, а в последнее время они, видя вас, о чем-то шепотом говорят. А глаза как у шакала, который у тигра кусок мяса украл. Я не верю им и на вашем месте не отпускал бы Марсию с Анри. Тем более в США, — закончил он.
— Почему ты так ненавидишь Штаты? — поинтересовалась Инель.
— Янки убили моего отца, — ответил Ван. — И брата, который из Гонконга уехал в Чикаго. Я поехал, чтобы отомстить, остановился в Европе, чтобы участвовать в боях без правил, и встретил вас, — поклонился он. — И вы помогли мне, моей маме купили лекарства. Теперь я не могу оставить вас, — вежливо закончил он.
— Ты спас мне жизнь, — напомнила Инель. — После того как на меня напали бандиты. Поэтому не надо…
— Мадам, — вошел в кабинет невысокий мужчина. — К вам профессор Лунавье.
— Поговорим потом, — отпустила китайца Инель.
— Сегодня народу тьма, — усмехнулся рослый охранник. — И почти все к камушку идут. На вид здоровые, кажется, — снова усмехнулся он. — Так что внимание, внимание и еще раз внимание. Помнишь, месяц назад один швейцарец пытался стекло разбить? — кивнул он. — У него дочь двухлетняя раком болеет. Мадам не сдала его в полицию. Поняла его. Руки убрал! — быстро подошел он к трем большим глиняным кувшинам.
— Зря немец уехал, — выпустив клуб дыма из трубки, проворчал полный офицер Скотленд-Ярда. — Он знает Тормана как себя и мог бы помочь выйти на него. Кстати, очень интересно, чем вызвано такое внимание.
— Торман убил его женщину, — отпив кофе, сообщил мускулистый инспектор. — Во время налета на банк в Мюнхене. Не специально, конечно, но тем не менее так сошлось. И когда Койота взяли, Шенглер пытался пристрелить его. В тот момент Тормана вели на допрос. От волнения немец забыл снять предохранитель, а уже потом, когда Эрнст исправил ошибку, оружие у него выбили. На три месяца он был отстранен от работы. Потом его восстановили. Койот бежал из тюрьмы в Гамбурге и с тех пор больше не попадался. У нас его взяли и, — он чертыхнулся, — упустили. Шенглер приедет, — посмотрел он на часы. — Звонил и сказал, что уже прилетел.