Жизнь Замечательных Блондей

Тут только он заметил, что крыска, спрятавшаяся было в его шевелюре, снова сидит у него на плече.

— А тебя… — сказал Вернер задумчиво, осторожно поглаживая указательным пальцем серую шерстку. — А тебя я назову… Эммой!

И лицо его озарилось злорадной усмешкой…

Светлого мая привет

Людвигу Вольту, главе энергосистемы Амои, помимо его вошедшего в историю занудства, всегда была присуща некоторая замкнутость. Большинство окружающих считало, что замкнутость эта проистекает от полной Людвиговой бесчувственности, но мнение это не вполне соответствовало истине. Разумеется, как большинство Блонди, он был крайне скуп на эмоциональные проявления, однако вовсе уж бесчувственным бревном считаться не мог. Просто Людвиг Вольт не считал нужным посвящать посторонних в собственные переживания и уж тем более выносить эти самые переживания на всеобщее обозрение.

Так что кое-какие чувства и переживания у Людвига Вольта всё же имелись, только так глубоко запрятанные и настолько хорошо скрываемые, что он и сам порой забывал об их существовании. А иногда вспоминал. Вот как сейчас…

А сейчас Людвиг Вольт восседал в своем любимом кресле у себя дома и разглядывал своё самое главное сокровище. Нет, не миниатюрную действующую модель термоядерного реактора, как порой шутили его коллеги, вовсе нет… Главным сокровищем Людвига Вольта, как эти ни странно, были цветы. Он всегда любил цветы, но только не те неприхотливые фикусы и монстеры с их картонными ярко-зелеными листьями, которыми многие любили украшать свои дома, а цветы — цветущие. И опять-таки не дорогие, но всё-таки доступные даже здесь, на Амои розы, лилии или хризантемы. Нет. Людвиг Вольт любил цветы очень редкие, настолько редкие, что и сам-то он видел их всего раз в жизни. Цветы эти назывались — ландыши.

Людвиг и сам уже не помнил, где увидел их. Наверно, на каком-нибудь приеме у прежнего Первого Консула… Людвиг подавил вздох: Кристиан Норт — это не Ясон Минк, который, помнится, порой закатывал такие празднества, что Людвига оторопь брала. Кристиан же прижимист (если не сказать скуп), и уж корзин с живыми цветами, доставленными за полгалактики, вы у него на банкетном столе не увидите. В лучшем случае, это будут растения, выращенные в местных лабораториях, а ведь это не то, совсем не то!

Так вот, с давних пор у Людвига сохранился букетик ландышей. Цветы высохли и потеряли первоначальную окраску, став желтоватыми, словно очень старая бумага, и уж тем более давным-давно утратили свой неповторимый аромат… Никакие другие цветы не пахнут так, как ландыши. Но даже профессионально цепкая память Людвига сохранила лишь тень того аромата — слишком много лет минуло с тех пор…

Больше он никогда не видел живых ландышей — доставлять их с других планет было чересчур дорого, а на Амои их не выращивали. Конечно, Людвиг понимал, что можно пойти к тому же Раулю Аму — он не откажет в просьбе и наверняка сумеет вырастить эти цветы, но… Людвиг никогда ни у кого не одалживался. Он ненавидел просить кого бы то ни было о чем бы то ни было для себя лично. Дурацкий принцип. Основополагающий принцип его жизни.

Высохший букетик покоился под стеклянным колпаком, и прислуге под страхом смерти было запрещено прикасаться к нему. Людвиг и сам на это не осмеливался — цветы стали так хрупки, что от малейшего прикосновения могли попросту разлететься в пыль.

В последние годы Людвиг всё реже вспоминал об этом букетике, хотя по-прежнему носил свой любимый зажим для туники, выполненный как раз в виде ландыша, только роль цветков играли крупные жемчужины, украшенные алмазной крошкой. А вот теперь вдруг вспомнил. Почему? Он знал ответ, только не хотел себе в этом признаваться.

Почему… потому что жизнь его похожа на этот самый иссохший букетик ландышей — прикоснись, и он рассыплется в пыль. Всё, что существует — лишь видимость, лишь форма, лишенная содержания…

Странные мысли порой закрадывались во всегда такую разумную голову Людвига Вольта. Очень, очень странные. И страшные…

Людвиг чувствовал, что доживает отпущенный ему век. Именно так. Да, конечно, он отличный специалист, он почти гений в своей области, но… Он самый старший из всех, кто входит в состав нынешнего высшего руководства, он пережил двух Первых Консулов. Сколько времени ему ещё отпущено?.

Порой Людвиг пристально вглядывался в собственное отражение в зеркале. Не с тревогой, нет. Он всего лишь констатировал факты. Да… вот как сейчас. Стали заметны легкие морщинки в уголках глаз, и во взгляде нет уже того живого огонька, что присущ молодым, любопытным и жадным до жизни. Людвиг встряхнул белокурыми волосами, снова вгляделся в своё отражение, чуть наклонив голову. Конечно, седины пока не заметно, да и не факт, что она вообще появится, но… Он стареет, и это очевидно не только для него самого.