— Да я не в восторге… — устало ответил Мартин, и Эрик вдруг понял, что тот уже не первую ночь проводит на ногах, пытаясь раскрутить хитро запутанный клубок. — Я б его с огромным удовольствием пристрелил, не знаю даже, почему этого не сделали, когда была такая возможность! Я действительно поражаюсь его способностям… И мне жалко безумно, что такой человек всего себя отдает подобным глупостям! А знаешь, что самое обидное?
— Что?
— Доказать ничего нельзя, — вздохнул Мартин. — Вот… Команду риппера отпустили, конечно, допросив предварительно. Это связист должен был с дилером пересечься, ну и пересекся, конечно, под нашим контролем, дилера отследили… И все. Дальше — по нулям, тот должен был оставить товар в определенном месте, а кто его заберет — не знает. И не интересовался, слишком хорошо ему платили! Есть твои показания, есть запись разговора с этим Гроувом, на базу уже спецназ отправили… Только с Гроувом, зуб даю, не он сам дело имел! Есть вот еще контейнеры со взрывчаткой, а толку?!
— Мартин, но… судя по твоим словам, ты знаешь, кто за всем этим стоит, — заметил Эрик.
— Знаю. Не я один знаю! А доказать мы ничего не можем! Не можем мы доказать, что именно он — хозяин всего этого предприятия! — Мартин в сердцах сбросил со стола кипу распечаток. — Умеет следы заметать, дрянь такая… Дрянь — но гений, это даже я готов признать!
Эрик промолчал. За прошедшие несколько часов он уже успел наслушаться историй о человеке, упорно продолжавшем снабжать оружием и взрывчаткой всех террористов Амои, о человеке, доказать чью вину было совершенно невозможно…
— Мартин, — сказал Эрик неожиданно для себя. То ли вино, заказанное Мартином, ударило в голову, то ли отпускало напряжение последних дней, но ему отчего-то захотелось говорить откровенно. — Но если все вы знаете, кто стоит за этой контрабандой… Так ли уж нужны доказательства?
Мартин смотрел на него молча, и взгляд показался Эрику странным. Не осуждающим, нет, но — странным.
— Тони… — сказал он, наконец, и почти забытое имя отчего-то вдруг больно укололо Эрика. — Это самый простой выход, я сам бы мог поехать… Или вон охрану свою послать, дуболомов таких, все равно больше ни на что не годны… Это очень просто, и доказательств никаких не надо, ты прав. Но, знаешь, это будет равносильно признанию поражения…
— Почему? — вырвалось у Эрика.
— Сложно объяснить, — вздохнул Мартин. — Я не смогу сформулировать четко… Ну… Ты в карты играл когда-нибудь? Нет? А в шахматы? Ну вот, это все равно, как если бы я понял: положение на доске складывается не в мою пользу, в защите у меня дыры, а противник наступает, но вместо того, чтобы попробовать перемудрить его и выиграть любой ценой, взял бы да огрел его по голове этой самой шахматной доской…
— Есть разница, — сказал Эрик неожиданно для себя.
— А?
— Я говорю, есть разница между шахматами и нашей жизнью, — жестко повторил Эрик. — Люди — не шахматные фигурки. Такие, как Фрэнк Гроув — тоже, какими бы они ни были. Да, жадные, кто до денег, кто до власти, но — живые, не игрушки. А вы — что этот ваш гений, что ты и твои коллеги, — ведете себя так, будто Амои — в самом деле шахматная доска. Кто кого переиграет, да? — Он говорил с неожиданной злостью, которой в себе и не подозревал, поднявшись на ноги и упираясь обеими руками в стол, нависая над Мартином. — А скольким еще вы сломаете жизни, вы подумали? Даже Гроув… да, амбициозный, в чем-то неумный… Но если бы не было у него этого соблазна, он так и интриговал бы потихоньку, не причиняя особого вреда!!!
— Тони! — Мартин вскочил, оказавшись нос к носу с Эриком.
— Не называй меня так. — Запал неожиданно исчез, как не бывало. Эрик чувствовал только свинцовую усталость. — Тони Райс давно умер. Я — Эрик Райан. А кем я буду завтра, я не знаю. Мне все равно. Я просто делаю свое дело.
Он вышел за дверь, даже не спросив, пропустят ли его андроиды. Не было больше сил смотреть на юное лицо Мартина, в его полные азарта — как же, роскошная игра! — глаза. «Как же тебе повезло, Мартин, — промелькнуло в голове. — Как же тебе повезло, что твоя жизнь сложилась именно так, как сложилась! И ты до сих пор можешь себе позволить играть в игры, потому что тебе есть, на кого положиться, тебе всегда помогут, прикроют, защитят… Юпитер, я не виню его, нет, просто… просто…»
Неслышно сопровождавший Эрика андроид услужливо распахнул перед ним дверь — одну из многих, — и остался стоять снаружи. Изнутри не доносилось ни звука, и андроид перешел в режим ожидания, готовый, тем не менее, в любую секунду вновь превратиться из истукана в совершенную боевую машину. Оснащенный новейшим вооружением и последними разработками амойской техники, он не получал приказа следить за Эриком Райаном, а потому не мог видеть, как тот, сидя за столом и уронив голову на руки, от злости, от стыда, от боли и — да, да, от зависти тоже! — беззвучно давится сухими злыми… не рыданиями даже, а… Не было этому названия, только и оставалось, что зажимать себе рот, закусывать запястье, чтобы не дать прорваться ни единому звуку, и это Эрику вполне удавалось…