Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

По его словам, выходило, что, будучи подростком, он жил… аккурат в том самом доме, от которого теперь осталась одна кирпичная стена, возвышавшаяся на нашем пустыре. Якобы во время боев 1917 года в его подвальной комнатке жил командир Красной Гвардии, который подарил ему, тогда еще безусому пацану, настоящую кавалерийскую шашку. И он ее от греха подальше зарыл в землю в своей подвальной комнатке. Дальнейшую нить рассказа незнакомца я уже за давностью лет не помню, но концовку запомнил хорошо: дед сообщил, что шашка до сих пор должна покоиться в земле, и просил нас отыскать ее. Заинтригованные его рассказом, мы все, а было нас человек семь-восемь, поочередно стали копать землю под тем местом, где некогда жил наш рассказчик.

Примерно через полчаса после начала земляных работ, когда мы углубились в землю примерно на полметра, нам начали попадаться первые подтверждения реальности слов старика. В частности, мы наткнулись на металлический стеллаж, на котором нашли… металлическую посуду: кружку, пару ложек, вилки. Затем в наши руки угодили толстые восковые свечи и настоящий серебряный подсвечник, от долгого пребывания в земле принявший зеленый цвет.

К тому времени, когда мы стали натыкаться на первые вещи, старика среди нас уже не было: сославшись на занятость, он ушел, пообещав обязательно прийти завтра утром. Но, уходя, он попросил нас об одном: мол, найдете шашку — отдайте ее мне. К сожалению, его просьбу мы не выполнили, и мне до сих пор стыдно. Через пару-тройку часов шашку мы действительно нашли, вернее, то, что от нее осталось — эфес и небольшую часть клинка, — однако старшие ребята забрали ее себе, а нам наказали сказать старику, что поиски оружия успехом не увенчались. Не помню точно, кто именно из нас выступил в качестве парламентера, однако шашки старик действительно не дождался. Он забрал кое-какие из оставшихся вещей (подсвечник и еще что-то ценное старшие пацаны тоже прибрали себе) и ушел так же внезапно, как и появился. Больше мы его никогда не видели.

21 августа в польском городе Сопоте открылся Международный фестиваль эстрадной песни, в котором принимали участие более сотни исполнителей из разных стран. Советский Союз на этот раз представляли три участника: София Ротару (Украина), Ниеле Щюкайте (Литва) и Сергей Захаров (Ленинград). Последний, как мы помним, только недавно стал известен широкому слушателю — с конца прошлого года, — но уже имеет за плечами титул победителя фестиваля "Золотой Орфей". Именно эта победа и решила вопрос об участии Захарова в Сопотском фестивале.

В середине августа Владимир Высоцкий приехал в Югославию, чтобы в течение недели отсняться в эпизодах советско-югославского боевика "Единственная дорога". Фильм рассказывал о том, как в годы войны группа советских военнопленных, которых фашисты заставили вести колонну машин с горючим, подняла восстание. Высоцкому в ленте досталась самая короткая роль (10 съемочных дней) — солдата Солодова, который погибает в самом начале похода. Съемки фильма начались еще в конце марта с павильонных эпизодов, затем переместились на натуру: в июле снимали в Ужгороде, в августе переехали в Югославию, на остров Свети-Стефано. Вместе с Высоцким туда приехала и его жена Марина Влади. Последнюю там застает неприятное известие. Однако послушаем ее собственный рассказ:

"Из Парижа мне звонит сестра. Сначала она просит меня сесть, отчего я сразу прихожу в ужас, и сообщает мне, что дом ограбили. Все, что я приобрела за двадцать лет работы, исчезло. Драгоценности, серебро, меха, кинокамеры, радиоаппаратура… Реакция моя сильно шокирует сестру — я начинаю хохотать. Потом, отдышавшись, говорю: "Только-то?" Я боялась, что с кем-нибудь из сыновей случилось несчастье. И правда, что значит пропажа вещей по сравнению с тем страхом, который я испытала! Я сообщаю тебе (Высоцкому. — Ф. Р.) эту новость весело, будто забавную историю. Ты же страшно расстроен. В твоих глазах все эти вещи — бесценные сокровища. Мне приходится тебя утешать. Конечно, все это очень обидно — ведь среди украденных драгоценностей были и маленькие колечки моей матери, которые она носила, не снимая всю жизнь. Я не взяла их с собой в поездку — боялась потерять во время купания, и в конце концов я могу прекрасно обойтись и без столового серебра, без драгоценностей и всякого другого. "Но меха, — говоришь ты, — тебе они будут нужны зимой в Москве, и потом — не обманывай, это твое единственное кокетство". Нет, не единственное. Я еще люблю обувь, но обувь не тронули. Я признаюсь, что жалею о большой норковой шубе, в которой мне было так тепло и в которой я выглядела как настоящая барыня. Но существуют замечательные пуховики — я часто носила такие в горах. Да все это и неважно, дети здоровы, мы счастливы, мы работаем, жизнь прекрасна!.."