Жизненный план

К горлу подкатывает тошнота. Рожденному меньше часа назад младенцу уже навесили ярлык.

— Да, Санкита Белл, — с трудом лепечу я.

Девушка берет трубку телефона, и буквально через минуту появляется черноволосая женщина с папкой в руках. Ее хирургический костюм украшен лицами героев мультфильмов Диснея.

— Добрый день. Я Морин Марбл. А вы кто? — интересуется она, открывая папку.

— Брет Боулингер. Учительница Санкиты.

Женщина пробегает глазами что-то написанное на листе.

— А, да. Санкита указала вас как попечителя. Пройдемте в кабинет.

Раздается резкий звук, и тяжелая дверь распахивается. Я иду за Морин Марбл по ярко освещенному коридору.

— У нас девять палат для новорожденных, в каждой по восемь детей. Дочь Санкиты в палате номер семь.

Я вхожу в просторную комнату и вижу пожилую пару, разглядывающую в люльке, вероятно, внука или внучку.

Передо мной восемь кувезов, на некоторых яркие таблички с именами. «Исаак». «Кейтлин». «Тейлор». Я замечаю несколько семейных фотографий на прозрачных стенках и вязаные детские одеяльца — явно не собственность больницы.

Морин указывает на одиноко стоящий в углу кувез, не украшенный заботливыми и любящими руками.

— Вот она.

Подхожу и разглядываю табличку: «Девочка». Жмурюсь от боли. Хорошо, что не написали «Бездомная девочка».

Я смотрю сквозь прозрачную стенку на крошечную девочку, длиной не больше канцелярской линейки, в кукольного размера памперсах и розовом чепчике. От груди и живота тянутся белые толстые трубки, в вену на ноге вставлена игла, соединенная с капельницей, две тонкие, словно червяки, трубки вставлены в ноздри, крошечное личико закрывает прикрепленный двумя полосками аппарат, очередная трубка от которого уходит в рот.

Я прижимаю руку к груди и поворачиваюсь к Морин:

— Она будет жить?

— Все будет хорошо. Эта маска называется «сипап», — объясняет она. — С ее помощью мы обеспечиваем постоянное положительное давление воздуха. Легкие девочки не развиты, и аппарат поможет ей дышать, пока она не сумеет сама. Хотите ее подержать?

— Подержать? О нет. Нет, спасибо. Вдруг еще провод отсоединится. — Стараюсь скрыть нервозность и глупо хихикаю. — Пусть Санкита первая возьмет ее на руки.

Морин смотрит на меня долгим взглядом.

— Можете остаться и познакомиться с девочкой. Я за вами вернусь.

Я остаюсь наедине с новорожденной девочкой, которую едва видно за всеми приборами и трубками. Ее личико недовольно сморщено, словно оттого, что ее оторвали от мамы. Карамельная кожа выглядит так, будто велика ей на несколько размеров. Малышка шевелит ручками, и я вижу пять крошечных пальчиков-спичек. Горло вновь сдавливает спазм.

— Девочка, — шепчу я, но слово кажется мне холодным и не подходящим к случаю.

Внезапно я вспоминаю рассказ Санкиты о брате, мальчике слишком чувствительном для данного ему при рождении имени. Я целую кончики пальцев и прикладываю руку к стенке кувеза.

— Остин, — шепчу я. — Добро пожаловать в этот мир, малышка Остин.

Размышляя о прошлом незнакомого мальчика, о будущем новорожденной девочки, по причинам известным и пока тайным, скрытым до времени, я закрываю глаза и тихо плачу.

Когда я вхожу в палату Санкиты, Джин сидит на стуле у кровати.

— Как она?

— Отлично, — отвечаю я, стараясь придать голосу оптимизм. — Вам надо ее увидеть.

Джин качает головой:

— Санкита должна была выбрать попечителя, и она выбрала вас.

Я пытаюсь найти на ее лице разочарование или, хуже того, неодобрение, но не вижу ничего подобного. Я подхожу к кровати. Санкита лежит на спине в той же позе, что и до моего ухода. Раздутое лицо кажется жестокой карикатурой на образ миловидной девушки.

— Твоя дочь красавица, Санкита.

Джин берет в руки сумку.

— Вы ведь справитесь здесь одна?

— Все будет хорошо.

Джин промокает глаза платком.

— Позвоните сразу, как она придет в себя.

— Я позвоню. Обещаю.

Она склоняется над Санкитой и прижимается к ее щеке.

— Я еще вернусь, шоколадка моя. — Голос ее срывается. — Вы тоже держитесь, слышите?

Я отворачиваюсь к окну и прикрываю рот ладонью, силясь сдержать рвущиеся рыдания, и чувствую, что Джин стоит прямо у меня за спиной. Она протягивает руку, но опускает, так и не прикоснувшись к моему плечу.

— Держитесь, — шепчет она. — Боюсь, ваши силы еще понадобятся ребенку.

Каждые тридцать минут в палату заходит медсестра, проверить состояние Санкиты, но ничего не меняется. За минутами медленно протекают часы. Я ставлю стул к самой кровати, чтобы следить за дыханием Санкиты. Просунув руку под железную перекладину кровати, я нахожу ее ладонь. Пока она спит, я рассказываю ей о том, какую замечательную дочь она родила и какой будет ей отличной матерью.

Поздно вечером в темную палату входит молодая женщина в белой одежде и голубой шапочке, из-под которой видны светлые волосы. Она подходит к тумбочке и вздрагивает, когда видит меня, сидящую с другой стороны кровати.

— Ой, я вас не заметила. Я искала меню. Девушка ничего не заполняла?

— Она не будет сегодня ужинать, спасибо.

Медсестра оглядывает неподвижно лежащую Санкиту.