Все это заслужило Приматиччо такое расположение герцога, что, когда французский король Франциск услыхал, с какой роскошью им было осуществлено сооружение этого дворца, и написал ему, чтобы тот во что бы то ни стало послал ему какого-либо молодого художника, владеющего живописью и лепниной, герцог в 1531 году и послал Приматиччо к этому королю. И хотя, как уже говорилось, за год до этого флорентийский живописец Россо был отправлен к тому же Франциску и хотя им было уже выполнено во Франции много произведений, и в частности картина Вакха и Венеры и картина Психеи и Купидона, тем не менее первые, выполненные во Франции и хоть сколько-нибудь значительные лепные и фресковые работы восходят, как говорят, к Приматиччо, который в этой манере отделал для названного короля немало комнат, зал и лоджий. Король же, которому понравились и манера и приемы во всех работах этого живописца, послал его в 1540 году в Рим для приобретения некоторых античных мраморов, и Приматиччо настолько успешно его обслужил, что за короткое время накупил сто двадцать пять штук всяких бюстов, торсов и фигур. За это время он поручил Якопо Бароцци из Виньолы и другим отформовать бронзовую конную статую, стоящую на Капитолии, большую часть историй на колонне Траяна, а также статуи Коммода, Венеры, Лаокоона, Тибра, Нила и Клеопатры, хранящиеся в Бельведере, с тем чтобы все они были отлиты из бронзы.
Между тем, так как во Франции умер Россо и потому осталась незаконченной длинная галерея, начатая по его проекту и в значительной своей части им уже отделанная лепниной и живописью, Приматиччо был отозван из Рима. И вот, погрузившись на корабль вместе с названными мраморами и формами с античных фигур, он вернулся во Францию, где в первую очередь отлил из бронзы с привезенных им форм и слепков большую часть названных античных фигур, которые настолько удались, что кажутся и взаправду античными, как в этом можно убедиться на месте, где они были поставлены в саду королевы в Фонтенбло, к великому удовлетворению самого короля, превратившего эту обитель как бы в некий новый Рим. Однако я не умолчу о том, что Приматиччо при отливке этих статуй располагал настолько выдающимися мастерами литейного дела, что отливы получились не только тонкими, но и что пленка бронзы оказалась настолько нежной, что не потребовала почти что никакой дополнительной шлифовки. По окончании этой работы Приматиччо было поручено завершение той галереи, которую недоделал Россо. И вот, принявшись за работу, он в кратчайший срок ее сдал отделанной таким количеством лепнины и живописи, какою еще никогда и нигде выполнено не было. Поэтому король, видя себя отменно обслуженным за те восемь месяцев, что Приматиччо на него работал, приказал включить его в число своих камергеров и вскоре же после этого, а именно в 1544 году, полагая, что Франческо этого заслужил, сделал его аббатом монастыря Св. Мартина. Однако при всем этом Франческо никогда не переставал руководить многими скульптурными и живописными работами, служа верою и правдою своему королю, а также тем королям, которые правили этим королевством после Франциска I. И в числе других, помогавшим ему в этом деле, не считая многих его земляков-болонцев, обслуживал его Джовамбаттиста, сын Бартоломео Баньякавалло, не уступавший своему отцу во многих выполнявшихся им работах и историях Приматиччо. Долгое время обслуживал его и Руджери из Болоньи, состоящий при нем и поныне.
Равным образом и болонский живописец Просперо Фонтана был недавно вызван во Францию по просьбе Приматиччо, намеревавшегося воспользоваться его услугами, однако не успел он туда приехать, как заболел с опасностью для жизни и вернулся в Болонью. Да и, по правде говоря, оба они, то есть Баньякавалло и Фонтана, – мастера своего дела, и сам я, не раз пользовавшийся их услугами, а именно первого в Риме и второго в Римини и во Флоренции, могу по совести это утверждать.