Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Так, придав тамошним сводам должные соразмерности при помощи лепнины, которая в современной своей обработке применялась в Неаполе впервые, и в особенности проделав это с продольными торцовыми стенами трапезной, я написал в ней маслом на дереве шесть картин высотой в шесть локтей по три картины для каждого торца. На трех из них, над входом в трапезную, я изобразил нисхождение манны на еврейский народ в присутствии Моисея и Аарона, которые ее собирают, причем в этой истории я старался показать разницу в поведении и в одежде женщин, мужчин и детей и то чувство, с каким они собирают и укрывают манну, вознося свои благодарения Господу. На торцовой стене в конце трапезной изображен Христос за трапезой в доме Симона и Мария Магдалина, слезами своими омывающая ему ноги и вытирающая их своими волосами, всей фигурой своей обнаруживая раскаяние в своих грехах. История эта распадается на три картины: в середине — вечеря, справа — поставец, заставленный сосудами различной и причудливой формы, а слева — хлебодар, подающий к столу. Свод был разбит на три части: первая посвящена Вере, вторая — Религии, третья — Вечности. Каждая из этих фигур, находясь в середине, окружена восемью Добродетелями, указующими монахам, которые вкушают пищу в этой трапезной, на то, что им потребно для их жизни и их совершенства. А для обогащения поверхностей свода я заполнил их гротесками, которые в сорока восьми филенках обрамляют сорок восемь небесных знаков, а в шести более крупных и богато обрамленных полях под окнами продольных стен этой трапезной я написал шесть притч Иисуса Христа, подходящих для данного места. Со всеми этими картинами и узорами согласуется и богатая резьба панелей.

XXIV. Засим я для главного алтаря тамошней церкви написал образ высотой в восемь локтей с изображением Богоматери, приносящей в храм к Симеону малютку Христа, замыслив эту историю по-новому. Однако важнее всего то, что после Джотто в этом столь именитом и большом городе до сих пор еще не бывало таких мастеров, которые создали бы в живописи что-нибудь значительное, хотя извне туда и было завезено кое-что работы Перуджино и Рафаэля, поэтому-то я всячески изощрялся писать так, чтобы мне в меру моего скудного умения все же удалось разбудить местные таланты, направив их на создание больших и достойных вещей. И вот по той или иной причине, но с того времени там стали появляться отличнейшие лепные и живописные произведения. Кроме вышеназванных живописных работ я на своде тамошней монастырской гостиницы написал фреской с фигурами в натуральную величину Христа, несущего крест, и многих святых, которые в подражание ему также несут каждый свой крест в доказательство того, что каждый, кто поистине желает следовать за ним, должен с долготерпением сносить все превратности, коим мы подвергаемся в миру. Для генерала же названного ордена я на большом холсте изобразил Христа, который, явившись апостолам во время кораблекрушения, берет за руку св. Петра, бежавшего к нему по воде и боявшегося утонуть. А на другом холсте я написал для аббата Капеччо Воскресение.

Закончив эти вещи, я для вице-короля дона Пьетро Толедского в его саду в Поццуоло расписал фреской капеллу, украсив ее тончайшей лепниной. Для него же предполагалось расписать еще две большие лоджии, но дело это не состоялось по нижеследующим причинам. Так как между вице-королем и названными монахами возникли какие-то недоразумения, пристав со своей стражей явился в монастырь, чтобы задержать аббата и нескольких монахов, которые во время процессии повздорили из-за местничества с черными монахами. Однако монахи оказали сопротивление и, призвав на помощь человек пятнадцать юношей, которые вместе со мной выполняли лепные и живописные работы, ранили нескольких стражников. И вот, так как юношей этих пришлось под покровом ночи как-нибудь удалить, они все разбежались кто куда.

XXV. Оставшись, таким образом, вроде как в единственном числе, я не только не успел расписать лоджии в Поццуоло, но и не написал всех двадцати четырех картин из Ветхого Завета и из жития св. Иоанна Крестителя, которые, поскольку жить мне долее в Неаполе надоело, я взял, чтобы их дописать, с собою в Рим, откуда я отослал их в законченном виде обратно в Неаполь. Там они были развешаны вдоль панели и на шкафах из орехового дерева, выполненных по моим рисункам и архитектурным проектам в сакристии церкви Сан Джованни Карбонаро при августинском монастыре братьев отшельников-обсервантов. Этим же монахам незадолго до этого я для одной из наружных капелл их церкви написал на дереве распятого Спасителя и сделал это по просьбе их генерала Скрипандо, ставшего впоследствии кардиналом. Также на середине подъема лестницы в названном монастыре я написал фреской св. Иоанна Евангелиста, созерцающего Богоматерь, облаченную солнцем, стоящую на лунном серпе и увенчанную двенадцатью звездами.