Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

44. О Понтормо см. биографию Рафаэля, 70.

45. Перино дель Вага или Пьетро Буонаккорси (1500-1547), флорентинец, учился на родине у Ридольфо Гирландайо и в Риме у Рафаэля.

46. Тото (Антонио) дель Нунциата (1498-?), ученик Ридольфо Гирландайо.

47. Из публикаций (Milanesi. Giornale storico degli Archivi Toschani. 1860. v. IV. P. 194) следует, что Мазаччо умер в Риме ок. 1428 г. и в том возрасте, который указывает Вазари

48. Мазаччо не мог быть похоронен в церкви дель Карми во Флоренции, так как умер в Риме.

ЖИЗНЬ ФИЛИППО БРУНОЛЕСКИ, СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА ФЛОРЕНТИЙСКОГО

Перевод и примечания А. Габричевского

Многие, кому природа дала малый рост и невзрачную наружность, обладают духом, исполненным такого величия, и сердцем, исполненным столь безмерного дерзания, что они в жизни никогда не находят себе успокоения, если не берутся за вещи трудные и почти что невозможные и не доводят их до конца на диво тем, кто их созерцает.

О как бы недостойны и низменны ни были те вещи, которые вручает им случай, они сообщают им и достоинство и величие. Поэтому отнюдь не следует морщить нос при встрече с особами, не обладающими на вид непосредственным изяществом и красотою, каковой природа должна была бы, при появлении их на свет наделять тех, кому дала какое-либо дарование: и нет же сомнения в том, что под комьями земли кроются золотоносные жилы. И нередко в людях тщедушнейшего склада рождается такая необъятность духа такая прямота сердца, что, поскольку с этим сочетается и благородство, от них нельзя ожидать ничего, кроме величайших чудес; ибо они тщатся украсить телесное уродство доблестью своего дарования. Это явственно видно на примере Филиппо ди сер Брунеллески¹, который был роста тщедушного не менее, чем Форезе да Раббатта² и Джотто, но который обладал гением столь возвышенным, что поистине можно утверждать, что он был ниспослан нам небом, чтобы придать новую форму зодчеству, сбившемуся с пути уже в течение нескольких столетий. В течение этого времени люди тратили на зодчество без толку многие сокровища, возводя строения беспорядочные, плохие по замыслу, жалкие по рисунку, полные самых причудливых измышлений, красующиеся весьма невзрачно и еще хуже того орнаментованные. И вот, после того как земля в течение стольких лет не имела ни одного человека с великим духом и божественным разумом, небу было угодно, чтобы Филиппо оставил после себя миру самое большое, самое высокое и самое прекрасное строение из всех созданных не только в наше время, но и в древности, доказав этим, что гений тосканских художников хотя и был потерян, но все же не погиб. К тому же небо украсило его высшими добродетелями, из которых он обладал даром дружбы настолько, что никогда не было никого более нежного и любвеобильного, чем он. В суждении он был беспристрастен и там, где видел ценность чужих заслуг, не считался со своей пользой и с выгодой своих друзей. Он знал самого себя, многих наделил от избытка своего таланта и всегда помогал ближнему в нужде. Он заявил себя беспощадным врагом порока и другом тех, кто подвизался в добродетелях. Никогда попусту он не тратил времени, будучи всегда занят либо для себя, либо помогая другим в их работах, посещая друзей во время своих прогулок и постоянно оказывая им поддержку.