Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Восхищенный посланный Амазиса, надеявшийся получить хорошее вознаграждение за выполнение поручения подал руку молодой девушке, которая пробиралась сквозь толпу, почтительно раздвигавшуюся перед нею и помог ей взойти на колесницу.

Лошади помчались как стрела.

Менее чем через два часа Родопа была в Мемфисе во дворца царя.

Амазис не спал и вторую ночь, следовавшую за тем днем, в который орел уронил перед ним таинственную туфлю.

В это время он едва ли съел полкуска поджаренного пирога с медом и выпил рюмку белого мареотического вина с фиалковым букетом.

Бессильно лежа на своем ложе, в одной из самых отдаленных комнат своего дворца, с глазами устремленными на tatbeb, лежащeю пред ним на столе из порфира, он шептал:

«О дорогая, обворожительная ножка, увижу ли я тебя? Моя рука, уста мои неужели не коснутся тебя, как они могут касаться этого куска кожи, служившего тебе покрышкой? О дорогая, обворожительная ножка! быть может, ты принадлежишь не простой смертной! Увы! твоя божественная форма удостоверяет в этом. Ты принадлежишь богине: быть может Минерве или скорее Венере, Венере Арсиноэ, которая некогда царила в этой страна. Орел похитил эту туфлю не на земле, а на небе. Но в таком случай, богиня! если мне невозможно узнать и любить тебя, к чему дозволила ты этому орлу бросить страсть в мою душу?… Нет! Это невозможно. Ты не желала, чтоб я был на веки несчастлив!.. Напротив, этот подарок, сделанный от твоего имени, есть залог твоей будущей ко мне благосклонности… Арсиноэ! Арсиноэ! явись! я люблю тебя!.. Я люблю тебя и ожидаю!»

Это походило на сумасшествие! Если б нога, которой принадлежала туфля, запоздала еще нисколько дней, – Амазис совершенно потерял бы голову. Но вдруг на дворе дворца раздался звук трубы, игравшей победу… Он обещал ему хорошую вещь…

Счастливый, служитель, нашедший Родопу, предстал пред царём.

– Ну? ‑ спросил послёдний задыхающимся голосом.

Вместо всякого ответа посол положил на порфировый стол дружку tatbeb, упавшей с неба.

Амазис радостно вскрикнул.

– Через месяц, – сказал он, – я оставлю этот дворец; через месяц он будет твой.

Жохер распростерся перед ним: Амазис сравнивал туфли. То была настоящая пара. Он проговорил:

– Как ее зовут?

– Родопа.

– Где ты нашел ее?

– В Навкатрисе.

– Она хороша собой?…

– Как звезда,

– Хорошо.

Царь ударил особенным образом в тэмбр; на этот зов явился Имбульд, управитель его удовольствиями. Ибо таков был этикет, что ни в каком случае царя нельзя было беспокоить: ни одна женщина, кто бы она ни была, исключая царицу, не могла явиться перед ним иначе, как будучи введена Имбульдом.

– Через час, Имбульд, – сказал царь,– ты приведешь Родопу.

Почему через час, когда ничто не мешало царю увидать ее тотчас же?

Но следовало позаботиться о туалете фракиянки Не думаете ли вы, что Амазис, царь Египта, потомок фараонов и сын Псамметиха, мог бы принять женщину которая предназначалась для его объятий, в той самой одежде, которой она обязана щедротам первого встречного?…

Между тем прибытие женщины с туфлей, произвело во дворца некоторое впечатление.

Две тысячи женщин Амазиса взволновались. Возможно ли, чтоб роса любви, в капле которой им постоянно было отказываемо, должна обильным потоком излиться на презренную чужестранку?… В серале уже было известно, что Родопа фракиянка.

Не менее этих женщин скорбела царица. Она явилась к царю.

– И так, – сказала она, тоном печального упрека,– это решено: вы хотите дать мне соперницу?…

– На один раз!.. – возразил царь, не смея смотреть на Гермонтию, ибо в глубине сердца он чувствовал, что делает ошибку, ошибку относительно своей законной жены и относительно своих двух тысяч наложниц… Наконец ошибку относительно самого себя, до сих пор по принципу следуя супружеской верности.

– На один раз говорите вы?.. – с горечью возразила царица.

Амазис сделал нетерпеливое движение.

– Ну, я верю… я верю вам, – возразила Гермонтия. – Но чтоб совершенно успокоить мою встревоженную нежность, дайте мне клятву…

– Какую?

– Поклянитесь Изидой, что эта женщина проведет только ночь, одну только ночь на вашем ложе…

Царь размышлял. Но он решил, что эта клятва будет уздой самой страсти, в случай, если обладание желаемым предметом даст этой страсти опасное развитие.

Как бы ни была мила Родопа фракиянка, долго любить ее было бы ниже достоинства великого государя.

– Клянусь, сказал он.

– Достаточно!

И Гермонтия удалилась более спокойная, хотя не менее печальная.

«Дурная ночь скоро проходит, – думала она. – И после дождя бывает вёдро».

Отданная Имбульдом на руки женщин, состоявших на службе при гинекее или серале, Родопа, лишенная своих одежд, сначала была вымазана ароматическими маслами, и её волосы облиты драгоценными ароматами. Затем на нее надели платье. То было не платье, а скорее сотканное облако, сжатое в талии пурпурным пояском, оставлявшее открытыми во всей их величественной наготе ее грудь, плечи и руки.