Жнец

— Что ты делаешь, Морана? — мягко спросил Данте, беспокойство в его голосе заставило ее глаза распахнуться. — Как бы я ни любил Тристана, больше своей крови, я бы никогда не хотел, чтобы он был с моей сестрой, будь она у меня. Я бы солгал, если бы сказал, что нисколько не беспокоюсь за вас обоих. В нем что-то очень сломано, и если ты здесь, потому что думаешь, что можешь это исправить, я говорю тебе прямо сейчас, ты не сможешь.

Морана спокойно посмотрела на Данте,

крошечный клубок гнева свернулся у нее в животе.

— Я буду честна с тобой, Данте. Ты мне нравишься. Вы с Амарой были невероятно добры ко мне в то время, когда я нуждалась в этом больше всего. И это то, чем я всегда буду восхищаться тобой. Но.. — она наклонилась вперед, пламя облило ее кровь, — То, что между ним и мной, касается только его и меня. Как ты сказал Амаре вчера вечером, если он захочет сказать тебе, он это сделает. Ты ничего от меня не услышишь.

Она сделала глубокий вдох, успокаивая себя,

напоминая себе, что он не ее враг.

— Но поскольку твое сердце беспокоиться за него, — тихо произнесла она, — Я скажу тебе вот что, я не хочу его исправлять. Я хочу исправить себя. И он — единственное, что, кажется, работает.

— Значит, — спросил Данте контролируемым голосом, сжимая руку вокруг стекла, — Тогда ты просто используешь его?

Морана улыбнулась.

— А разве он не использует меня? Чтобы бороться с демонами, живущими внутри него?

Данте молчал. Они оба знали ответ на этот вопрос. Морана уставилась на место на столе, ее голос стал мягким, а сердце тихо стучало в груди.

— Его демоны танцуют с моими, — тихо пробормотала она, правда этого утверждения просочилась в ее поры. — Это все, что я могу тебе сказать.

Она обнаружила, что другой мужчина смотрит на нее тяжелым взглядом.

— А если твои демоны заберут тебя, как сегодня утром? — тихо спросил он.

Морана сглотнула.

— Тогда будем надеяться, что он найдет меня.

Данте кивнул, громко выдохнул и поднял за нее бокал, произнеся тост.

— В таком случае я желаю тебе удачи. Тебе это обязательно понадобится с ним.

Губы Мораны растянулись в улыбке.

— Так вот, как ты загнал его в свой угол? Удачей?

Данте рассмеялся, покачал головой, его красивое лицо ожило.

— Чистая, упрямая удача. Тогда я был очень

своевольным.

— Тогда? — подсказала Морана.

Его улыбка потускнела, и ей вернулись

прощальные слова Амары. Она назвала его трусом. Так ли это? Судя по тому, что Морана слышала и видела о нем, похоже, что это не так.

Его голос прорвался сквозь ее мысли, его рука крутила янтарную жидкость внутри стакана.

— Все эти годы я уговаривал Тристана принять мое партнерство. Измотал его. — он посмотрел на нее. — Он намного упрямее, Морана.

— Я тоже.

Данте ухмыльнулся, потягивая виски.

— Это будет весело.

Морана позволила этому ускользнуть, глядя в

окно на замки облаков, дружескую тишину между ними, когда он начал работать на своем телефоне и отпил тот стакан виски.

Морана смотрела на белые клубы, гадая, каково было бы иметь Данте в ее углу, когда она была молода, присматривая за ней, наблюдая за ней. Спала бы она ночью лучше, зная, что он существует? Он почти назвал ее своей сестрой. Может ли его дружба, его братская аура как–то облегчить все остальное?

Она действительно не знала. Оказавшись

внезапно в окружении людей, которые внушали ей такие мысли, заставляли ее задуматься о том, что, если, Морана одновременно лелеяла и боялась этого, как маленький жеребенок, впервые делающий неуверенные шаги на трясущихся ногах. И тот факт, что эти двое теперь были в ее углу из-за человека, которому они были верны, не ускользнул от нее, хотя его мотивы все еще были для нее потеряны.

Он хотел ее живой. Он хотел, чтобы она была с ним. Он хотел ее. В этот период. Но что дальше? Могут ли двадцать лет сильной ненависти,

двадцать лет сосредоточенности на одной единственной причине выживания, двадцать лет повторения самому себе «однажды», действительно быть стерты за несколько дней?

Она в это не верила. Каким бы сильным он ни был, каким бы упрямым и своевольным он ни был, она не думала, что это возможно. И все же она сидела там, живая.

Вопреки ее мыслям, прошлой ночью он сделал выбор, противоположный последним двадцати годам его жизни. Там она сидела, после того как он дважды возвращал ее с края. Вот она и села после того, как съела плитку шоколада, которую он молча дал ей после приступа паники. Он наблюдал за ней, как ястреб, требовал ее

плоти для себя, даже с помощью самых маленьких жестов, и все же он держал часть себя в стороне от нее, в то время как она продолжала выставлять слабость за слабостью.

Морана действительно не понимала его в тот

момент. Но, честно говоря, она сомневалась, что он понимал себя в тот момент.

Глубоко вздохнув, она укрепила свою решимость, пообещав себе играть на слух и доверять своим инстинктам. Никакое планирование не сработает с таким непредсказуемым человеком, как он. То, что она сказала Данте, было правдой. Ее демоны танцевали с его. Она позволила бы ему вести и последовать соответственно.