Жнец

Я бормочу что-то утвердительное вокруг его члена, а он лишь поглубже впечатывает его в мой рот, заставляя меня задыхаться.

— А вот так тебе нравится? — Его ноздри раздуваются, а пальцы впиваются мне в лицо. — Грязно, как раньше делал Донни?

Я моргаю, глядя на него в ужасе и замешательстве, и резко отворачиваюсь, вытирая рот.

— Что ты только что сказал?

— Ты меня слышала, — огрызается он. — Это именно то, что тебе нравится? Ты хочешь, чтобы я обращался с тобой как с грязной шлюхой?

Я отталкиваю его, когда встаю, и он отступает на шаг назад. Я не успеваю сделать и двух шагов, как он снова притягивает меня к себе, зажимая между собой и стеной. Ронан никогда не был нежен со мной, но сейчас он был просто отвратителен.

— Никогда больше не смей так со мной разговаривать! — кричу я ему. — Ты гребаный мудак…

— Я могу делать с тобой все, что захочу, Саша, — объявляет он. — Ты - моя.

После этого заявления он пытается поцеловать меня. Я кусаю его, у него идет кровь, но это не останавливает его. Он хрипит и пожирает меня, как будто имеет на это полное право. А потом он отстраняется и сердито смотрит на меня. Как будто это мне нужна долбаная лоботомия.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? — спрашиваю я его. — Ты ведешь себя как сумасшедший.

Он пригибается еще ниже и приближается ко мне, так что его глаза оказываются прямо напротив моих.

— Ты позволила ему прикоснуться к себе, — рычит он. — Ты, блядь, позволила ему прикоснуться к себе.

А вот к чему все это сводится. К чертову Доновану. Он положил свои скользкие руки на меня, и у Ронана хватило наглости обвинить меня в этом. Мои глаза горят от слез и прежде, чем я успеваю их сдержать, они льются большими солеными каплями по моим щекам.

— У меня не было выбора! — Кричу я ему прямо в лицо. — У меня никогда не было гребаного выбора! Вы все - кучка гребаных придурков. Ты просто берешь то, что хочешь, и тебе все равно…

Он снова целует меня.

На этот раз нежно. Его руки лежат на моем лице, держа меня так, словно я для него самая драгоценная вещь на свете. Как будто я только что не стояла на коленях и не отсасывала ему в грязном коридоре, пока он называл меня шлюхой. И я знаю, что это потому, что я сейчас плачу. Он заставил меня плакать. Я сказала, что больше не буду плакать из-за мужчины, но этот мужчина заставляет меня плакать. И все же, когда он успокаивает меня от причиненной им же боли, я цепляюсь за него.

Когда он отстраняется, его карие глаза скользят по моему лицу, грустные, измученные и такие красивые, что больно смотреть в них. Весь мой гнев тает, когда он смотрит на меня вот так. Это глупо, но это правда.

— И как ты только это делаешь? — спрашиваю я.

— Делаю что?

— Как ты можешь так смотреть на меня и заставлять забыть обо всем, Ронан? Ты предал меня. Ты злишься из-за того, что я сделала, чтобы защитить тебя, но ты совсем не защищал меня. Ты разболтал Лаклэну нашу тайну. И я злюсь на тебя. Я так чертовски зла на тебя.

Его лицо смягчается, а руки притягивают меня ближе, как будто я могу попытаться убежать. Даже несмотря на то, что обычно убегает именно он. Но он видит мое разочарование. Мою боль. Он бросил меня на растерзание волкам, и он должен знать, что я сыта по горло. Эта постоянная возня с ним сводит меня с ума. И все же он обезоруживает меня одним прикосновением. Едва слышным шепотом он уводит меня от края пропасти. Этот человек - агония в чистом виде для меня. Мой персональный спуск в преисподнюю. На самом деле, я уверена, что он и есть Люцифер, потому что яд, которым он меня питает, слишком сладок, чтобы сопротивляться его действию.

— Я понятия не имею, что тебе сказал Кроу, — говорит он. — Но все было совсем не так, Саша.

— Тогда как же все было? — требую я у него ответа.

— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этих вещах, — мягко говорит он. — Теперь все под контролем.

Вот опять.

Вот почему я такая чокнутая. Эта его недосказанность. Ему потребовалось два года после того, что случилось, чтобы заговорить со мной, и теперь мне повезло вытянуть из него еще одну фразу. Он так осторожен, даже со мной. И это заставляет меня сомневаться во всем, что касается его, но, когда я смотрю на него, я действительно верю ему. Он считает, что защищает меня, скрывая информацию. Решая все сам. Именно так все и происходит в мафии. Мужчины занимаются бизнесом, а женщины смотрят в другую сторону.

На каком-то подсознательном уровне приятно иметь возможность вот так отключиться. Верить в то, что синдикат защитит тебя. Вот как это работает с другими подругами и женами. К сожалению, у меня это никогда не получалось. Поэтому мне трудно смотреть на Ронана прямо сейчас и просто сказать ему, что все это не имеет значения. Потому что так оно и есть. Это касается и меня. И я знаю, что у него должна была быть причина рассказать об этом Лаклэну после того, как он так долго хранил этот секрет. Чертовски веская причина, потому что это был очень рискованный шаг.

— Скажи мне только одну вещь, — хриплю я. — Скажи мне, что ты в безопасности, и они не собираются наказать тебя за это.