Ситра колебалась:
– Ну ладно…
– Или так – пригласите меня как-нибудь на ланч, или еще куда?
– Хорошо…
– И в следующий раз, пожалуйста, предупредите о своем приходе заранее, чтобы моя мать не сошла с ума.
И, попрощавшись, Ронда вошла в дом и закрыла дверь.
– Как странно… – проговорила она, оставшись одна.
– Зачем они приходили? – спросила мать.
И так как Ронде хотелось сохранить это в секрете, она сказала:
– Да ничего особенного.
Мать разозлилась, но ведь Ронда этого и хотела.
Вернувшись на кухню, она увидела, что лапша ее простыла и слиплась в комки. Ну что за день!
Ситра испытывала сложные чувства. С одной стороны, облегчение. С другой – словно ее унизили. Ее неприязнь к Ронде основывалась на мелочах – как чаще всего и происходит в детстве. Ронда так насмехалась над танцевальными достоинствами Ситры Террановой, словно сама была первой балериной мира. Они занимались в одном танцевальном классе – в то волшебное время, когда маленькие девочки лелеют в своей душе представление о том, что нет в мире никого грациознее их и красивее.
Ронда делала все, чтобы разрушить в душе Ситры это представление, – пренебрежительным закатыванием глаз и раздраженными стонами, когда Ситра ошибалась и делала в танце неверный шаг.
Она не планировала толкать Ронду под грузовик. Это преступление было спонтанным, но оно набросило тень на всю жизнь Ситры, что сама она осознала только сегодня, когда встретилась с Рондой лицом к лицу.
А той было наплевать! Прошлое ее ничуть не занимало. И Ситра почувствовала себя идиоткой.
– Ты ведь понимаешь, что в Век Смертных с тобой поступили бы совершенно иначе, – сказала жнец.
Жнец Кюри, когда вела машину, не отрывала взгляда от дороги, и Ситра пока не привыкла к этой ее странной привычке. Это ведь совсем не обязательно – машина сама могла бы привезти их к месту назначения, успешно миновав все препятствия и опасные повороты.
– Если бы это был Век Смертных, я бы так не поступила, – сказала Ситра уверенно, – потому что знала бы, что она не вернется. Это было бы похоже на «жатву».
– У них для этого деяния было особое слово. «Убийство».
Ситра хмыкнула. Старое слово, и такое забавное – какое-то скользкое.
– В те времена оно не было таким забавным, – покачала головой жнец.
Она ловко славировала, отвернув машину от бегущей по извилистой дороге белки, а потом, когда шоссе выпрямилось, улучила момент и быстро взглянула на Ситру.
– Таким образом, решение стать жнецом для тебя – это попытка искупления, – сказала она. – Теперь ты будешь обречена вечно отнимать чужие жизни в наказание за тот детский проступок.
– Я не устанавливала себе никакого наказания, – покачала Ситра головой.
– Ты так думаешь?
Ситра открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. А вдруг жнец Кюри права? Вдруг она приняла предложение стать учеником Фарадея потому, что подсознательно стремилась к тому, чтобы наказать себя за то совершенное преступление? Если так, то наказание получается слишком уж жестоким. Если бы ее тогда поймали или если бы она призналась сама, в качестве наказания ей грозило в худшем случае краткосрочное исключение из школы плюс штраф родителям, да еще суровый выговор. Но у этой истории были бы и положительные стороны – ее однокашники поостереглись бы впредь ее задирать.
– Разница между тобой и большинством людей, Ситра, – сказала жнец Кюри, – состоит в том, что любой другой сразу забыл бы об этом происшествии, как только Ронда вышла бы из центра. Жнец Фарадей что-то заметил в тебе и выбрал именно тебя – может быть, именно из-за груза совести, который на тебя давит.
И добавила:
– И этот груз позволил мне понять, что ты говорила неправду там, на конклаве.
– Странно, что «Гипероблако» не видело, как я толкнула Ронду, – сказала Ситра.
И жнец Кюри сказала нечто, что вызвало в сознании Ситры изменившую все вокруг цепную реакцию.
– Я уверена, оно все видело, – сказала Кюри. – Оно вообще все видит – у него ведь повсюду камеры. Но думаю, оно само решает, на какое нарушение стоит обращать внимание, а на какое нет.
В его памяти записаны сведения обо всех действиях и взаимодействиях людей с того самого момента, когда оно начало осознавать себя как разум. Но в отличие от времен Века Смертных сейчас это знание используется правильно. Когда «Гипероблако» было всего-навсего «облаком» и сознанием не обладало, преступники, как и различные организации, легко проникали в базы данных относительно частных дел разных людей и использовали эту информацию, что было противозаконно. Сейчас каждый школьник знает, что злоупотребление информацией едва не привело к гибели нашей цивилизации, – пока «Гипероблако» не взяло все в свои руки. Люди ждали этого. Люди предвещали: человечество, попав под власть бездушной машины, погибнет. Но оказалось, что у машины душа много чище, чем у человека.
Оно смотрело на мир через миллион глаз и слушало его посредством миллиона ушей. Оно действовало, или предпочитало бездействовать, но всегда знало и понимало, что происходит.