Жнецы Страданий

Смотритель удовлетворенно хмыкнул, но тут обратил свой взор на Ихтора.

– А ты-то чего с ними поперся? Не спалось, что ли? – Он все еще хотел излить желчь, что разъедала хуже отравы.

– Поспишь тут, – фыркнул Ихтор. – Как бы они каменоломни нашли, а? Я чуть не целый оборот балаган перед ними ломал, чтобы доверили путь указать. Одну дуру потеряли. Не хватало только, чтобы следом еще двое сгинули. Да и кто бы их выпустил-то, тем паче с покойницей?

– Верно. Никто. Привели бы ко мне. И обоих бы ждало наказание. Много вы воли взяли.

Нэд пожевал губами. По всему выходило, что двое креффов наплевали на его запрет. Мало того, еще и послушникам позволили наплевать.

– Глава, – Ихтор покачал головой, – ты слишком гневлив и поспешен. И в своем недовольстве не зришь очевидного. Донатос знал, что из смерти девчонки можно извлечь пользу. Да и я тебе напоминал: негоже Осененного отдавать под нож, как скотину. Ясно было, как белый день, что выучи попытаются ее упокоить. К чему им было мешать? А урок оба получили знатный. И все же в твоей воле наказать нас за самоуправство, как решишь.

Смотритель слушал эту спокойную речь и молчал. Он знал свою вспыльчивость, как знал и то, что креффы давно подладились под нее. Но покамест не было случая всерьез кого-то наказывать. Однако и без внимания их непослушание оставлять было нельзя.

– Донатос, из Щьерки нынче сорока была. Навь там объявилась. Хотел я Лашту отправить со старшим его. Но коли у тебя такой выкормыш справный, поезжайте. Ему теперь самое время к науке припасть.

Колдун с каменным лицом выслушал Главу. Да уж, отмерил наказаньице. Ну а что ж теперь? Нэд всегда с выдумкой был.

– Ихтор… – Смотритель оборотился к целителю, который внимал ему с кротким смирением. – Чего рожу такую скроил, будто от баб зарок дал? Заруби себе на носу: до голодника чтобы на глаза мне не попадался даже. Как ты смолоду себе на уме был, так и остался. Все исподтишка. А чтобы от скуки не помереть, займись, вон, южной кладовой. По весне обозы поедут, а у вас там сам Встрешник ногу сломит.

Донатос с сожалением посмотрел на лекаря. Будет теперь целый месяц перебирать да описывать горшки с мазями, склянки с притирками и мешки с травами.

Впрочем, крефф лекарей безропотно выслушал приговор. Лишь спросил:

– Могу я взять себе помощника?

– Обойдешься.

Обережник вздохнул. При мысли о том, что он будет сидеть один в царстве сушеницы, взваров и зелий, вдыхать запах трав и думать о ней, захотелось взвыть. Глава и подумать не мог, насколько жестокое наказание отмерил креффу. А может, перестать терзаться? Сколько еще таких девок будет, Хранители только знают, а сердце, сердце глупое хоть и встрепенулось, но все одно – понемногу затихнет. Нечего ему вздрагивать и болеть. Прошло и прошло.

Тем временем Глава собрался было уже идти, и тут увидел за спиной целителя растерянно переминающуюся Лесану. Девушка приплелась в Цитадель самой последней и теперь терпеливо ждала, когда гнев старшего обрушится и на ее взмокшую под жаркой шапкой голову.

– А, девка! Вот про тебя-то я и забыл! Тебя, голуба, остается только выдрать так, чтобы на всю жизнь запомнила, как ослушиваться! Второго Клесха я тут не потерплю!

– Опомнись, Нэд, – вдруг промолвил Донатос. – Чего теперь на девке-то вымещаться?

Выученица вскинула глаза на колдуна. Зачем еще вздумал заступаться? Не к добру он решил милость свою явить, ой не к добру. Злость с Лесаны сошла, как шелуха, и девушке вдруг стало страшно. Лишь теперь поняла она, что напала в лесу не на выуча. Это тебе не Фебра по земле валять. Руку на креффа подняла. Да не просто подняла, а едва дух не вышибла. И не просто на креффа. На Донатоса, который один был страшнее всех, вместе взятых.

С пониманием этого шевельнулся в душе страх, упругим комком свернулся в животе – тяжелый, обжигающий. Потому что вспомнила Лесана, что она – всего лишь послушница, беспомощная, беззащитная, а ворог ее лютый – наставник. И в его власти сделать жизнь ее до возвращения Клесха самой настоящей пыткой. Да и Клесх-то, когда вернется, порадуется ли такому обороту?

Колдун смотрел в лицо девушки и угадывал мысли, мелькающие в ее глазах. И от этого его собственные глаза вспыхивали торжеством и предвкушением… Хранители, не даст он ей теперь жизни!

– Вымещаться? – переспросил Глава, думая, что ослышался.

– А то нет? – ничуть не испугался Донатос. – Ну, засекут ее сейчас, и что? Разве только тебе легче станет. А ее сколько тут уже пороли? Первое, чему послушников учат, – боль терпеть. Девка давно к ней привыкла. Ну, выпорешь ты ее, раны целители заживят, да и только. Она ж знала, на что шла, и готова кару нести.

– Так то ежели заживят! – усмехнулся старший крефф.

– Ну а коли не заживят, почитай, месяц в горячке проваляется, – поддержал колдуна Ихтор.

Глава обвел мужчин тяжелым взглядом и вкрадчиво спросил:

– Не много ли вы, соколы мои, воли взяли? Может, вас за языки подвесить да тоже выпороть?

– Ну, спасибо, что хоть за языки, – усмехнулся Донатос. – Наказать девку надо, только она не первогодка, ее столбом уже не запугать.