Жнецы Страданий

– Значит, пока в каземат на хлеб и воду, а дальше разберемся, – спокойно ответил Нэд.

Лесана угрюмо побрела в сторону подземелий. На душе было погано. Уж лучше бы смотритель сразу сказал, какая ее кара будет, чем теперь ждать, гадать да томиться. А Нэд, вместо скорой расправы, повесил на девушку куда более тяжкую кару – ожидание. Которое, как известно, иногда страшнее самой смерти.

– Лесанка! Лесанка!

Послушница открыла глаза и с удивлением прислушалась к черной тишине. Ей показалось, будто она задремала, и этот громкий шепот был всего лишь отголоском сна. Вот только задремлешь тут, пожалуй, в таком холодище.

Девушка сидела, сжавшись в комочек на деревянном топчане, прикрытом только прелой соломой.

В каземате было темно и холодно. Так холодно, как бывает только под землей. Зябкая дрожь пробирала до костей, и, хотя узница зарылась в солому, согреться не получалось. Холод тянулся от стен, забирался под рубаху, прилипал к коже, заставляя ее покрываться мурашками. Даже зубы и те уже отстукивали дробь. Кожух и шапку у девушки отобрали, и теперь она с тоской вспоминала, как тепло ей было в зимнем лесу, когда несли хоронить Айлишу, как валил пар от распахнутой одежи, от горячего тела.

Продрогшая послушница пыталась двигаться, но в маленькой клетушке было не развернуться. Девушка не придумала ничего лучшего, как начать яростно отжиматься от осклизлой стены, и после этого, правда, на короткое время, согрелась. Вот только удержать тепло было нечем, и очень скоро выступивший на теле пот впитался в одежду. Стало только хуже. И теперь она сидела голодная, замерзшая, трясущаяся от озноба и проклинала на чем свет стоит и Главу, и Донатоса, и Ихтора. Упыри проклятые. Их бы сюда.

– Лесанка, дура, ты там сдохла, что ль?

Тьфу ты, не поблазнилось.

Девушка спустилась с топчана и на ощупь приблизилась к решетке.

– Тут я.

– А че молчишь-то? Долго я здесь орать буду? – все тем же громким шепотом спросила темнота.

Впрочем, несмотря на кромешный мрак, голос Вьюда узнать было нетрудно.

– Чего тебе? Посмеяться пришел? – буркнула девушка.

– Больно надо мне задницей своей рисковать, чтобы над такой дурищей посмеяться. Чести много. Держи вот…

И через прутья решетки просунулось что-то мягкое.

– Да бери! Вот же дура записная! Долго я тут стоять буду?

Девушка нащупала угол теплого войлока и потянула его на себя.

– Соломой потом присыпь, чтоб не нашли, – наставлял Вьюд со своей стороны. – Заберем, как случай выдастся. Я его в Северной башне в сундуке нашел. Правда, мошкой трачен и воняет дерьмом мышиным, но и такой за радость. Околела, поди?

– Околела.

– То-то я гляжу, не отзываешься даже.

Узница торопливо куталась. Войлок и впрямь пах не то мышами, не то прелью.

– На, вот еще, – зашептал парень. – Да руку-то дай, не вижу тебя, дуру.

Лесана просунула свободную руку сквозь решетку, Вьюд нащупал ее пальцы и вложил в них деревянную ложку.

– Хлебай давай. Горшок не пролезет. Через решетку хлебай. Погоди… Хлеб держи.

Не веря своему счастью, Лесана просунула руку сквозь решетку, зачерпнула в горшке и принялась, как могла быстро, запихивать в себя чуть теплые, но густые и наваристые щи.

– Быстрее давай, – торопил Вьюд. – Сегодня Мерешка на страже стоит, из старших Дареновых. Он меня пропустил, потому что ты, дура, одна во всем каземате. Только уговор был лучину не жечь. Раз тоже вот так ходили, а в одном из казематов оборотень сидел, так он на свет так кидаться и орать начал, что половина Цитадели сбежалась.

– Ты ж говоришь, кроме меня тут нет никого, – прошептала, поспешно жуя, Лесана.

– Дак из послушников никого. А так, кто его знает… Вдруг нежить какая или волколак. Они же от света дуреют, начнут бузить.

– Ну да, меня когда вели, там вроде шевелился кто-то… – согласилась Лесана, доскребая ложкой горшок. – А как ты щи-то вынес?

– Парни на поварне помогли. Не подыхать же тебе здесь по милости креффов. Они-то в тепле. Поди, нажрались и дрыхнут.

– Вьюд, спасибо… – У Лесаны защипало в носу.

– Да пожалуйста. – Некоторое время он помолчал, а потом осторожно спросил: – Лесан, а страшно было?

– Было.

– Ладно, давай ложку, пойду я. Спать ложись.

И едва Вьюд поднял с пола горшок, как со стороны входа донеслось сдавленное шипение:

– Долго ты там? Давай, ноги в руки, не то в соседний кут запру, будешь знать!

– Все, пошел я.

Лесана и промолвить ничего не успела, а парень уже исчез, словно его и не было. Девушка вернулась на свой топчан и улеглась на солому, закутавшись в покрывало. Теплый сытый сон обступил ее со всех сторон, навалился и проглотил без остатка.