Сколько выплескивались из нее страх, гнев и обида, девушка не знала. Наверное, долго, потому что старуха кое-как отвела ее обратно на скамью, уложила, и послушница стонала, уронив ей на колени заплаканное лицо. Наконец слезы иссякли.
– А теперь меня послушай, я хоть дура старая, но из ума пока не выжила, иной раз и просветления бывают, – сказала Нурлиса. – Так вот, девонька, мало кто против колдуна этого выстоять может. Наставника твоего хоть взять. Знаешь, что Клесх и Донатос – враги лютые? Нет? То-то. Было дело, сцепились они, и колдун твоего креффа побил. Молод тот еще был да глуп. Только с той поры лет немало прошло, Клесх заматерел, и, случись у них ристалище, как бы не поубивали друг друга.
– А за что бились? – Лесана даже на время забыла про свое горе, потому как и представить не могла, с чего два самых невозмутимых мужика Цитадели могли друг на друга ринуться.
– За правду. За что же еще? – удивилась бабка. – Но не те ты вопросы задаешь. Главное тебе уяснить надо: Донатос верх одержал не потому, что сильнее или вой отменный, а потому что всегда знает, кого куда ударить. Поняла?
– Поняла.
– Он и тебя знал, куда бить. Потому и совладал. А теперь страху нагнал, чтобы ты отбиться не могла. Я тебе так скажу. Он не дурак и больше не сунется. Нужна ты ему больно. Но сама на рожон не лезь. Не вздумай месть ему чинить, покуда в разум и силу не войдешь.
Нурлиса пристально следила за послушницей и гадала, что же та совершила, если равнодушный крефф на такую подлость пошел.
– Признавайся, чем зацепила его? – не выдержала наконец бабка.
Лесана некоторое время молчала, не решаясь признаться, а потом все же сказала тихо:
– Напала я на него. Перед выучеником и другим креффом. И душу всю обещала вытрясти…
Лишь сказав это вслух, она с особенной остротой поняла, какую дурость совершила.
Старуха в ответ покачала головой.
– Точно как наставник твой – дурная да бешеная… Раз не хочешь к Нэду за справедливостью идти, значит, прятаться тебе надо теперь от Донатоса по всем щелям. Хоть как крыса ходы себе в камне прогрызай, но обходи его десятой стороной, покуда Клесх не возвратится.
– Ты же сказала, он более не придет, – напомнила девушка.
– Я сказала – не сунется, – строго напомнила Нурлиса. – Бесчестить тебя уж точно не станет. Но в мертвецких, или где еще, ты с ним всяко будешь сталкиваться. И уж гляди, не вызвери сызнова.
– Да я от одного вида его цепенею, – горько прошептала послушница. – И где мне от него прятаться…
Бабка усмехнулась:
– Мало ли места в Цитадели? Ходов тут множество. Это вы все, как скотина на водопой, по одному пути топчетесь. А знаешь ли ты, что давным-давно крепость тут была порубежная? Здесь каких только закоулков нет. Вот по ним и хоронись. А хочешь, в мыльне у меня отсиживайся.
Лесана представила себе, как она – выученик ратоборца – прибегает после занятий в подземелье к Нурлисе, чтобы сидеть там до утра. От этой мысли стало и тошно, и гадко. Нашла заступницу – старуху дряхлую! Под подол к ней залезть собралась, лишь бы не обидели.
– Нет. Сама справлюсь.
Карга внимательно посмотрела на нее, щуря воспаленные глаза, и кивнула:
– Ты справишься.
После этого они долго сидели молча, пока Лесана, которой впервые за последние дни стало легче на душе, не спросила:
– А отчего Клесх и Донатос враждуют?
Нурлиса хихикнула:
– Любопытная ты девка… Ладно, расскажу. Донатос Клесха на семнадцать лет старше. И он был тем креффом, который мальца привез в Цитадель. Ему тогда всего одиннадцать сравнялось. Дикий, как лесной кот, а уж грязны-ы-ый… Звереныш зверенышем. Колдун его связанным вез, говорил, тот несколько раз пытался стянуть у него нож. Я тебе так скажу – ничего удивительного в том не было. Подобрал его Донатос где-то у Злого моря в рыбацкой лачуге. Парень первый раз помылся в Цитадели. И хлеба с мясом здесь же первый раз поел. Я его, звереныша, в мыльню кашей заманивала. Кашу любил – страсть…
Лесана смотрела, как глаза бабки туманятся от воспоминаний, и думала о том, сколько креффов и просто выучеников выпестовала старая наравне с наставниками. Сколькие еще сиживали в этой каморке? Скольких приводила она сюда за утешением? И казалась ей Нурлиса едва ли не духом самой Цитадели…