Улыбнувшись еще раз, Маллеус делает строгое лицо и выводит меня из камеры, держа за руку. Охранники на входе не успевают задать вопрос, как она с предельно скучным видом роняет «Личный приказ Сангвиниуса. Я должна привезти этого засранца к самому генералу». Гарды понимающе хмурятся и пропускают нас. Мы не идем, мы летим по мрачным коридорам базы Полярных Псов, минуя посты охраны с легкостью и грацией бабочек. Один, второй, третий, внешний периметр, вылезай-из-машины-не-видишь-у-меня-высшая-категория, дорога до космодрома, вновь козыряющая охрана, вновь пропуск в лицо персонала космодрома: «Срочная миссия, нам нужен самый быстрый транспорт из имеющихся в наличии». Легкая суета и нам подают шикарный прогулочный космокатер, оставленный на планете самим Сангвиниусом. Мы залезаем внутрь, Маллеус запускает двигатель и через пять минут мы отрываемся от поверхности планеты. Я бросаю прощальный взгляд на бесконечные мрачные джунгли и чертыхаюсь про себя: «Вот жеж блин, а в какой-то момент я и вправду подумал, что все». Мы без проблем минуем орбитальные патрули и выходим в открытый космос. Маллеус перебирается поближе, снимает с меня наручники и дарит восторженный поцелуй:
- Куда летим, любимый?
- В Столицу Разорской Федерации. Мы как раз должны успеть к коллекциям нового сезона!
Глава одиннадцатая.
Дует холодный северный ветер, льет проливной дождь. Серое небо, затянутое серыми облаками, серые небоскребы вокруг, серые колонные серых машин внизу, стоящие в бесконечных пробках на серых улицах. Вероятно, у беспрерывно сигналящих и водянисто-серо матерящихся водителей лица посерели от злости. Я стою около нашего серого космокатера на вершине башни Столичного Космодрома и ежусь от холода. Рядом со мной раз за разом пытается закурить сигарету полковник из Управления Государственной Безопасности. Посадочный люк катера открыт, из него доносятся истеричные крики, перемежаемые ударами. После особо сильного удара на бетон башни вылетает офицер госбезопасности и падает лицом вниз без движения. Изо рта офицера течет кровь, медленно собираясь в лужицу. Единственное яркое пятнышко в море серости, которое тут же начинает размывать дождь. Через минуту из красного оно становится розовым, еще через минуту оно исчезает вовсе. Офицер поднимается и бросается обратно в косомокатер. Слышны новые удары, хруст ломаемых костей, крик боли и из катера появляется страшно избитая Маллеус в сопровождении офицеров. Ее прекрасное лицо превратилось в один сплошной синяк, правая рука бессильно свисает вдоль тела. Она смотрит на меня пронзительным взглядом раба, насильно уводимого от любимого хозяина. Я отвечаю ей взглядом, в который вкладываю безмерную тоску, через мгновение отворачивая голову, как бы не в силах выдержать момент прощания. Ее уводят в стоящий неподалеку грузовик Управления, она больше не сопротивляется. Полковник бросает попытки закурить и поворачивается ко мне, протягивая руку:
- Огромное спасибо, Жорж! Деньги на твой счет будут переведены ближе к вечеру.
Я равнодушно пожимаю его руку:
- Отмените перевод. Во-первых, я никогда ничего не беру от представителей государства. Во-вторых, я сделал это не ради денег.
Полковник хмыкает, убирает руку в карман и уходит к грузовику. Я остаюсь один, под шквальным дождем, рядом с развороченным космокатером.
Конечно, я мог бы поступить иначе. Во время одного из наших бурных сэксов (когда один не трахался двадцать два года, а второй видит в первом воплощение космодесанта Республики, сэкс всегда получается бурным) я мог приковать ее наручниками к кровати и не отпускать до самой Столицы. Я мог сесть рядом, закурить найденную сигару Сангвиниуса и объяснить ей, что она сделала мне слишком много зла. Что я не люблю женщин, которые слушают меня с высокомерием королевы бала, будучи всего лишь палачом. Что она слишком проста и слишком собой довольна, чтобы я мог простить ее. Что первое же слово «Любимый!» утянуло половину красоты ее глаз, а вторая половина исчезла, когда я первый раз вошел в нее. Что влюбленная до безумия женщина, готовая ради меня на все – это, конечно, хорошо, но ужасно скучно. И что наши отношения на базе Псов были слишком унизительны для меня, причем отнюдь не из-за пыток. Что, наконец, у нас не было будущего – отмазав ее от Госбезопасности, я прожил бы с ней месяц, два, ну, может, три, прежде чем она надоела мне хуже смерти. В сочетании с прошлым унижением это было бы нестерпимо.