Жозеф Бальзамо. Том 1

— В таком случае позвольте мне не отвечать на ваши вопросы.

— Тогда сменим тему.

Жильбер поклонился в знак согласия.

— Итак, мой птенчик, — весьма суровым голосом осведомилась молодая женщина, — на что вы тут рассчитываете, если не стремитесь завоевать симпатии здешних обитателей?

— Значит, для того, чтобы завоевать симпатии, мне нужно лжесвидетельствовать?

— И где вы только набрались всех этих громких слов?

— Я черпаю их в праве каждого человека жить в ладу с совестью.

— Ну, — возразила Шон, — если ты кому-то служишь, вся ответственность ложится на твоего господина.

— У меня нет господина, — отрезал Жильбер.

— А если будете вести себя так и впредь, дурачок, — заметила Шон, лениво поднимаясь из-за стола, — у вас и возлюбленной никогда не будет. Теперь я повторяю свой вопрос, и прошу вас ответить на него определенно: на что вы у нас рассчитываете?

— Я полагал, что нет нужды стараться снискать симпатии, когда можно просто приносить пользу.

— И заблуждались: полезных людей у нас хоть отбавляй, нам они осточертели.

— В таком случае я удалюсь.

— Удалитесь?

— Да, разумеется. Ведь я же к вам не просился, не так ли? Значит, я человек вольный.

— Вольный! — возопила Шон, в которой при виде столь непривычного для нее упорства начинал вскипать гнев. — Вот уж нет!

У Жильбера перекосилось лицо.

— Ладно, ладно, — проговорила молодая женщина, заметив, как насупился ее собеседник, и понимая, что так просто он от свободы не откажется. — Ладно, помиримся! Вы прелестный юноша, очень добродетельный, это придаст вам особую занимательность, хотя бы по контрасту со всем нашим окружением. Главное, сохранить в себе любовь к истине.

— Непременно сохраню, — отвечал Жильбер.

— Да, но ведь мы с вами по-разному это понимаем. Я имею в виду: сохраните в себе и для себя и не вздумайте радеть вашему божеству в коридорах Трианона или в передних Версаля.

— Гм! — хмыкнул Жильбер.

— Никаких «гм»! Не такой уж вы ученый, мой юный философ, и вам не повредило бы многому поучиться у женщины, и главным образом первейшему правилу: смолчать не значит солгать. Хорошенько запомните это.

— А если меня спросят?

— Кто? Вы с ума сошли! Боже милостивый, да кто в целом свете знает о вас, кроме меня? Сдается мне, господин философ, вам недостает хорошей школы. Вы относитесь к весьма еще редкой у нас породе людей. Чтобы откопать такого, как вы, нужно порыскать по большим дорогам и пошарить по кустам. Вы останетесь при мне, и не пройдет и четырех дней, как вы у меня превратитесь в образцового придворного.

— Сомневаюсь, — надменно изрек Жильбер.

Шон пожала плечами.

Жильбер улыбнулся.

— Оставим этот разговор, — заявила Шон. — Кстати, вам следует понравиться всего трем особам.

— Кто же эти три особы?

— Король, моя сестра и я.

— Что для этого нужно? -

— Вы видели Самора? — осведомилась молодая женщина, избегая прямого ответа на вопрос.

— Этого негра? — с глубоким презрением спросил Жильбер.

— Да, этого негра.

— Что у меня может быть с ним общего?

— Постарайтесь, чтобы общей для вас оказалась удача, мой юный друг. Этот негр уже получает из королевской казны ренту в две тысячи ливров. Сейчас его назначают губернатором замка Люсьенна, и те, кто раньше насмехался над его толстыми губами и цветом кожи, теперь станут ему угождать и величать его господином, а то и превосходительством.

— Я, сударыня, не стану, — сказал Жильбер.

— Позвольте! — удивилась Шон. — Я полагала, один из первых заветов философии заключается в том, что все люди равны!

— Вот потому я и не стану звать Самора превосходительством.

Шон угодила в свою же западню. Теперь пришел ее черед кусать губы.

— Выходит, вы не честолюбивы? — спросила она.

— Напротив, в высшей степени честолюбив! — возразил юноша, сверкнув глазами.

— И ваше честолюбие, насколько я помню, влечет вас на стезю медицины?

— Мне кажется, что в мире нет ничего лучше, нежели помогать ближнему.

— Что ж! Ваша мечта осуществится.

— Как?

— Вы станете лекарем, и не просто лекарем, а королевским.

— Я? — вскричал Жильбер. — Я? Да ведь у меня нет даже начатков знаний в искусстве врачевания! Вы смеетесь, сударыня.

— А Самор разве знает, что такое опускная решетка, бойницы, контрэскарп? Нет, он и понятия о них не имеет, но это его не заботит. Тем не менее он губернатор замка Люсьенна и обладает всеми преимуществами, связанными с этим званием.

— Ах, теперь понимаю, — горько сказал Жильбер. — У вас только один шут, этого недостаточно. Король скучает, ему понадобился второй.

— Перестаньте! — воскликнула Шон. — Вот опять у вас вытянулась физиономия. Право, милейший, это вас вовсе не красит. Приберегите все эти немыслимые гримасы до той поры, когда на голове у вас будет парик, а на парике колпак; вот тогда, чем безобразнее вы скривитесь, тем будет смешнее.

Жильбер во второй раз нахмурился.

— Послушайте, — продолжала Шон, — ну почему бы вам не принять звание королевского лекаря, если уж герцог де Трем домогается титула обезьянки моей сестры?

Жильбер не отвечал. Шон в соответствии с пословицей истолковала его молчание как знак согласия.