Жозеф Бальзамо. Том 2

Книга, которую она выбрала или, верней сказать, случайно взяла, оказалась ботаническим лексиконом. Само собой разумеется, подобная книга не принадлежит к тем, что способны полностью захватить внимание, напротив, она даже притупила его. Вскоре перед глазами Андреа возникло облачко — поначалу оно было прозрачным, но быстро стало сгущаться. Девушка с минуту пробовала бороться со сном, пыталась поймать ускользающую мысль, но та не давалась; тогда Андреа приподнялась, чтобы задуть свечу, и, увидев приготовленное Николь питье, протянула руку, взяла его, размешала нерастаявший сахар и уже почти в полусне поднесла стакан ко рту.

Вдруг, когда ее губы почти коснулись питья, странное волнение заставило ее руку вздрогнуть, а мозг заволокло влажным и в то же время жгучим туманом; по флюидам, которые бежали по ее нервам, Андреа с ужасом распознала наплыв необъяснимых ощущений, какие уже неоднократно торжествовали над ее волей и сокрушали разум.

Она все же успела поставить стакан на блюдце и почти сразу же лишилась дара слова, зрения, способности мыслить и, словно пораженная громом, упала на постель, погрузившись в смертельное оцепенение.

Но это подобное смерти бесчувствие было всего лишь временным переходом между двумя существованиями.

Андреа лежала как мертвая, веки ее, казалось, смежились навсегда, но вдруг она села, открыла глаза, ужасавшие своей застылостью, спустилась с кровати — так, наверное, сходила бы с надгробия мраморная статуя.

Да, никакого сомнения, Андреа вновь погрузилась в чудесный сон, какой уже много раз овладевал ею.

Непреклонной скованной походкой ожившей мраморной статуи она пересекла комнату и прошла по коридору.

Достигнув лестницы, не колеблясь, но без поспешности она спустилась по ней и вышла на крыльцо.

Когда Андреа ставила ногу на верхнюю ступеньку крыльца, чтобы сойти с него, Жильбер поставил ногу на нижнюю — чтобы подняться.

Жильбер увидел белую фигуру, которая величественно спускалась по ступеням, как бы надвигаясь на него.

Жильбер отступил назад и так пятился до самой грабовой аллеи.

Он вспомнил: точно такой же он видел Андреа однажды в Таверне.

Она, не видя Жильбера, прошла рядом с ним, даже задела, но не обратила на него внимания.

Молодому человеку стало страшно; потрясенный, испуганный, он опустился на землю — у него подкосились ноги.

Не понимая, чем вызвано это странное появление Андреа, он следил за ней взглядом, но мысли его путались, в висках бешенно стучала кровь, и он был скорее близок к помешательству, нежели спокоен и сосредоточен, каким необходимо быть соглядатаю.

И вдруг тайна неожиданного появления Андреа разъяснилась: она вовсе не сошла с ума, как он было подумал. Ровным безжизненным шагом Андреа шла на свидание.

Молния разорвала небо.

В ее синеватом свете Жильбер увидел мужчину, скрывающегося в темной липовой аллее, и, хотя вспышка небесного света была мгновенна, юноша все же успел различить в черноте ночи его бледное лицо, заметил, что одежда его в беспорядке.

Андреа направлялась к этому мужчине, который стоял, вытянув руку, как бы притягивая девушку к себе.

Сердце Жильбера пронзило словно раскаленным железом, и он поднялся с колен, чтобы получше видеть.

В этот миг вспыхнула вторая молния.

Жильбер узнал покрытого потом и пылью Бальзамо, который каким-то таинственным способом проник в Трианон и притягивал себе Андреа столь же властно и неодолимо, как змея птицу.

Андреа остановилась в двух шагах от Бальзамо.

Он взял ее за руку, и она вздрогнула всем телом.

— Вы видите? — спросил он.

— Да, — отвечала Андреа. — Но когда вы меня позвали, я чуть не умерла.

— Простите меня, простите, — воскликнул Бальзамо. — Но это все оттого, что я потерял голову, больше не принадлежу себе, схожу с ума, гибну.

— Да, вы страдаете, — подтвердила Андреа, которая почувствовала это благодаря тому, что он держал ее за руку.

— Да, страдаю, и пришел к вам найти утешение. Вы одна можете меня спасти.

— Спрашивайте.

— Так вы видите?

— О, прекрасно.

— Вы хотите, можете последовать за мной?

— Могу, если вы мысленно поведете меня.

— Тогда в путь.

— Мы в Париже, — начала Андреа, — идем по бульвару, сворачиваем на улицу, освещенную одним-единственным фонарем.

— Все верно. Входим.

— Мы в передней. Справа лестница, но вы меня подводите к стене, стена раздвигается, там видны ступени…

— Поднимайтесь! Поднимайтесь! — воскликнул Бальзамо. — Нам туда.

— Мы в комнате. Львиная шкура, оружие. Ах, каминная плита отворилась.

— Идемте туда. Где вы?

— В какой-то странной комнате, где нет дверей, а окна зарешечены. Боже, в каком тут все беспорядке!

— В комнате кто-нибудь есть?

— Никого.

— А вы можете видеть ту, которая здесь была?

— Да, если мне дадут что-нибудь, что относится к ней, касалось ее или принадлежало ей.

— Вот прядь ее волос.

Андреа взяла прядь и поднесла к лицу.

— Я узнаю ее, — сказала она, — я уже видела эту женщину, когда она скакала в Париж.

— Да, верно. Вы можете мне сказать, что она делала последние два часа и как она сумела бежать.

— Да, да, сейчас. Она лежит на софе, на ее полуобнаженной груди рана.

— Дальше, Андреа, дальше! Не теряйте ее из виду.