Жозеф Бальзамо. Том 2

— Сударь, — возразил Жильбер, — я не могу принять столько денег под честное слово, мне нужно какое-нибудь подтверждение, иначе я не поверю в этот дар.

Бальзамо взял перо и написал:

«Жильберу в день подписания его брачного контракта с м-ль Андреа де Таверне дается мною сумма в сто тысяч экю, каковую вручаю ему заранее в надежде на благополучное завершение дела.

Жозеф Бальзамо».

— Возьми эту расписку, ступай и ничего не бойся.

Жильбер дрожащей рукой принял расписку.

— Сударь, — сказал он, — если я буду вам обязан подобным счастьем, я стану поклоняться вам, как Богу.

— Поклоняться следует единому Богу, — сурово ответствовал Бальзамо, — а вовсе не мне. Ступайте, друг мой.

— Могу ли я попросить вас о последней милости, сударь?

— О какой?

— Дайте мне пятьдесят ливров.

— У тебя в руках триста тысяч ливров, а ты просишь у меня еще пятьдесят?

— Эти триста тысяч, — возразил Жильбер, — останутся у меня лишь до того дня, когда мадемуазель Андреа согласится выйти за меня замуж.

— А на что тебе пятьдесят ливров?

— Чтобы купить приличный кафтан, в котором можно было бы предстать перед бароном.

— Возьми, друг мой, вот они, — сказал Бальзамо.

И с этими словами протянул ему деньги.

Затем он отпустил Жильбера кивком головы и тем же неспешным, печальным шагом вернулся к себе в покои.

152. ПЛАНЫ ЖИЛЬБЕРА

Очутившись на улице, Жильбер постарался остудить свое лихорадочное воображение, которое на последних словах графа увлекло его в такие высоты, достигнуть коих было для него не только маловероятно, но и невозможно.

Добравшись до улицы Пастурель, он присел на тумбу и, стрельнув глазами по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ним не наблюдает, извлек из кармана банкноты, которые, судорожно сжимая, успел изрядно помять.

Дело в том, что на ум ему пришла ужасная мысль, от которой пот выступил у него на лбу.

— Посмотрим, — сказал он, глядя на банкноты, — не обманул ли меня этот человек, не расставил ли он мне ловушку; посмотрим, не отправил ли он меня на верную смерть, уверяя, будто дарует мне верное счастье; посмотрим, не обошелся ли он со мной, как с бараном, которого заманивают на бойню, суля ему охапку душистой травы. Я наслышан, что по рукам ходит великое множество фальшивых банкнот; с их помощью придворные пройдохи морочили голову хористкам из оперы. Посмотрим, уж не собрался ли граф сыграть со мной дурную шутку.

Он отделил от пачки одну банкноту достоинством в десять тысяч ливров; затем зашел в какую-то лавку и, показав лавочнику банкноту, спросил у него адрес банкира, который мог бы ее разменять, — дескать, хозяин его дал ему такое поручение.

Торговец рассмотрел банкноту, повернул ее так и этак, глядя на нее с изумлением — уж больно велика оказалась сумма, а лавка у него была скромная, — и затем указал ему адрес финансиста на улице Сент-Авуа, который мог разменять купюру.

Значит, банкнота была настоящая.

Жильбер, радостный и торжествующий, немедля пришпорил свое воображение, еще бережнее увязал деньги в платок и, приметив на улице Сент-Авуа лавочку торговца подержанными вещами, тут же сделал покупки на двадцать пять ливров, то есть истратил один из двух луидоров, полученных от Бальзамо, и приобрел костюм тонкого коричневого сукна, восхитительно опрятный, а также пару слегка полинявших черных шелковых чулок и пару башмаков со сверкающими пряжками; этот скорее приличный, чем богатый наряд дополнила сорочка тонкого полотна; Жильбер оглядел себя в зеркало, поданное старьевщиком, и пришел в восторг.

Затем он оставил свои лохмотья старьевщику в придачу к двадцати пяти ливрам, проследовал, сжимая в кармане драгоценный платок, в следующую лавку, принадлежавшую торговцу париками, и четверть часа спустя благодаря покровительству Бальзамо юноша выглядел щеголем и сущим красавцем.

Далее, когда со всеми этими делами было покончено, Жильбер зашел к булочнику, что располагался в двух шагах от площади Людовика XV, и купил у него хлеба на два су; этот хлеб он быстро сжевал по дороге в Версаль.

У фонтана Конферанс он остановился и попил.

Потом он пошел дальше, отказываясь от услуг, которые предлагали ему кучера, не понимавшие, с какой стати молодой человек, столь опрятно одетый, не желает тратить пятнадцать су и не жалеет начищенных башмаков.

Что бы они сказали, будь им известно, что у этого пешехода в кармане триста тысяч ливров?

Однако у Жильбера были свои причины для бережливости.

Во-первых, он твердо решился не тратить ни гроша сверх самого необходимого; во-вторых, ему было необходимо побыть одному, без помех разговаривая про себя и размахивая руками.

Одному Богу известно, сколько счастливых развязок пережил он мысленно за те два с половиной часа, что длился его путь.

За два с половиной часа он проделал более четырех лье, почти не замечая дороги, не чувствуя ни малейшей усталости — до того могуч был организм молодого человека.

Он составил точный план действий и продумал, каким образом просить руки Андреа.