Жозефина

Другое дело — Жозефина; не будучи приобщенной к его дипломатическим секретам, она вполне могла отправиться на венецианские празднества как на простое увеселение. Не желая покидать Италию, не увидев этот великолепный город с такой знаменитой репутацией, она добилась у своего супруга разрешения поехать туда в сопровождении Мармона. Жозефина появилась в городе дожей как всегда доброжелательная, мягкая и приветливая. Видя ее такую улыбчивую, такую приветливую в обращении со всеми слоями венецианского общества, невозможно было бы предположить и поверить в те коварные планы, которые ее супруг вынашивал в отношении благородной и знаменитой республики. Несомненно, Венеция была виновна, ее нейтралитет не был ни честным, ни лояльным. Веронская пасха была огромным преступлением. Но насколько же будет ужасным наказание, и что произойдет с душами патриотов, которые должны будут присутствовать на самом жестоком из всех спектаклей — уничтожении своего отечества?

А пока Венеция еще наслаждалась и развлекалась. Легковерное население строило иллюзии.

Так естественно верить в то, на что надеешься! Дворянство суши, так долго завидовавшее аристократии лагун, не без удовольствия наблюдало за падением этой олигархии, которая была ему невыносима. Буржуазия, называя себя свободной, с бурной радостью воспринимала триумф французских идей. Что же касается народа, то он больше думал о прошлом и едва ли о будущем. Наслаждаясь присутствием на этих празднествах, он отдавался развлечениям с южным пылом.

Венецианцы горели желанием припасть к ногам человека, от которого зависела их судьба, и, не имея возможности сделать это, они искали все новые пути, чтобы подольститься к ней и вызвать ее интерес. Мадам Бонапарт провела в Венеции четыре дня — постоянный восторг и восхищение. Он такой красивый, этот город дожей, со своим нагромождением мраморных дворцов и величественных памятников, своими картинами и фресками, шедеврами Тикторетто, Тициана, обоих Пальма, Веронезе, с его площадью Святого Марка, его великолепной церковью и герцогским дворцом, такими богатыми сокровищами и подарками! Какое восхищение и благоговение испытываешь, входя в знаменитый зал Скитинио, который своими картинами рассказывает историю королевы Адриатики, как главная Версальская галерея пересказывает историю Короля-Солнца! Вот папы, пришедшие искать убежища в Венеции, императоры, стремящиеся к союзу с ней и готовые принять ее условия; вот ее флот, покоряющий острова, ее армии, штурмующие крепости, ее победы на суше и на море, и на кульминационной точке свода, как с высоты эмпирея, Республика в образе лучезарной женщины, улыбающейся при виде своих богатств и своей славы; вот серия портретов всех ее дожей, начиная с первого, Люка Анафеста, избранного в 697 году, до последнего, Манини, смещенного через одиннадцать веков французами в 1796 году! Особое предзнаменование: портрет дожа Манини занимал единственное место, которое было не заполнено во время его выборов. В галерее больше нет места для преемников. Но венецианцы не желали заострять свое внимание на этом предзнаменовании. Сейчас их занимало только одно: как организовать великолепный прием мадам Бонапарт.

В первый день состоялся праздник на главном канале. Сто пятьдесят тысяч зрителей расположились в домах и на крышах по берегам канала. Проводится регата. Пять или шесть необычайно длинных и очень узких лодок с одним гребцом вступают в борьбу, и движение начинается на большом канале, а заканчивается под мостом Риальто. На второй день — прогулка на гондолах, украшенных цветами и гирляндами. На третий день — вновь прогулка по воде, но на этот раз ночная. Дворцы, дома, гондолы — все иллюминировано, океан света. Светящиеся многоцветные фейерверки отражаются в волнах, и вечер заканчивается балом во дворце дожей. «Если подумать, — писал Мармон, — о причинах, приведших к обособленности Венеции, о красоте архитектуры, об изумительном скольжении прижатых друг к другу лодок, дающих впечатление о городе, который находится в движении; если подумать о вдохновенных усилиях при подобном обстоятельстве, о народе с блестящим воображением, исключительным вкусом и необузданной любовью к удовольствиям, легко догадаться, какой спектакль нам был предложен. Это больше не могущественная Венеция, а Венеция утонченная и сладострастная».