Жребий Салема

Какое-то время он лежал, не шевелясь и собираясь с силами. Голова по-прежнему работала с необычайной ясностью. С места, где он лежал, был виден неровный, вздувшийся пол и железная койка. И еще стена, с которой ободрали обои, валявшиеся возле койки словно сброшенная змеиная кожа. Марк сосредоточился на маленьком участке стены и внимательно его разглядывал, стараясь не думать ни о чем другом. В книге о Гудини говорилось, что самое главное – это концентрация. Голова должна быть свободна от всех посторонних мыслей, от малейших проявлений страха или паники, а тело – полностью расслабленным. Сначала нужно освободить сознание и совершить все действия, шаг за шагом, в воображении, и только потом приступить к их воплощению на практике.

Он смотрел на стену, и минуты шли.

Стена была белой и неровной, как старый экран в кинотеатре под открытым небом. Когда тело Марка окончательно расслабилось, он увидел на этом импровизированном экране себя – маленького мальчика в голубой футболке и джинсах. Мальчик лежал на боку, руки связаны сзади и упираются в спину. Вокруг шеи обвязана петля, которая начнет натягиваться от любого резкого движения, пока не задушит.

Мальчик не сводил взгляда со стены.

Фигурка на ней начала медленно шевелиться, хотя сам он лежал неподвижно. Марк восхищенно следил за всеми движениями своего метафизического двойника. Он достиг той степени концентрации, которая позволяет индийским йогам и факирам созерцать на протяжении долгих дней пальцы у себя на ноге или кончик носа. В этом состоянии транса некоторые медиумы могут перемещать по воздуху предметы или исторгать из носа, рта или пальцев длинные шлейфы телеплазмы. Марк больше не думал о Стрейкере или сгущавшихся сумерках. Он больше не видел грязного пола, железной кровати и даже стены. Он видел только фигурку мальчика, едва заметно и очень расчетливо напрягавшего мускулы.

Марк не сводил глаз со стены.

Наконец он осторожно и очень медленно начал вращать кистями вовнутрь. После каждого движения большие пальцы касались друг друга. Работали мышцы только нижней части предплечий. Марк не спешил и все время смотрел на стену.

На руках выступил пот, и теперь вращать кистями стало легче. Они уже описывали не полукруг, а три четверти круга. В конце движения тыльные стороны ладоней прижимались друг к другу, а путы, связывающие запястья, делались чуть свободнее.

Он остановился и, немного подождав, сцепил пальцы в замок и принялся методично упираться большими пальцами в ладони, чтобы ослабить веревки на запястьях. На лице Марка не было написано никаких эмоций, и своей отрешенностью оно походило на манекен в универмаге.

Прошло пять минут. Руки стали мокрыми от пота. Высшая степень концентрации позволила Марку, подобно факирам и йогам, получить частичный контроль даже над своей симпатической нервной системой и непроизвольными реакциями организма. Через поры на коже выделялось неизмеримо больше пота, чем могли вызвать его осторожные движения. Пот капал со лба, образуя темные кружки на светлом от пыли полу.

Теперь Марк двигал руками вверх-вниз, используя только бицепсы и мышцы спины. Петли, стягивавшие запястья, ослабли еще немного, и он почувствовал, как одна из них уже наезжала на ладонь правой руки и сползти ниже ей мешала только подушечка под большим пальцем. Почувствовав прилив радости, Марк немедленно прекратил двигаться и терпеливо выждал, пока волнение полностью не уляжется и к нему вновь не вернется спокойствие. Затем он возобновил движение. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Каждое усилие растягивало петлю, и вдруг веревка соскользнула, и правая рука оказалась на свободе!

Марк оставил ее за спиной и принялся сжимать и разжимать пальцы в кулак, чтобы вернуть им чувствительность, после чего освободил левую руку.

Переместив руки вперед, он закрыл глаза. Теперь главное – не думать, что уже удалось сделать, и продолжать начатое так же размеренно и неторопливо.

Марк оперся на левую руку, а правой ощупал узлы, которыми была закреплена петля на шее. Он сразу понял, что попытка освободиться чревата не только опасностью удавить себя насмерть, но и еще больше затянуть веревки, которые и так нестерпимо больно давили на мошонку.

Сделав глубокий вдох, он принялся за работу. Веревка натягивалась, сжимая горло и промежность: казалось, будто в кожу то и дело тычут крошечными иголками, как при нанесении татуировки. Узел был завязан на совесть. Перед глазами уже расплывались черные круги, но мальчик не сдавался и продолжал настойчиво и неторопливо разминать узел. Наконец он почувствовал, как тот чуть поддался. Решившись, Марк с трудом сглотнул, собрался с силами, вытянул шею и резко дернулся. Пах взорвался пронзительной болью, которая тут же отступила: оцарапав уши и щеки, он все-таки исхитрился сбросить петлю с головы.

Мальчик сел, порывисто дыша, и схватился за промежность: теперь она просто ныла тупой болью, вызывавшей тошноту.

Немного отдышавшись, он перевел взгляд на закрытое ставнями окно. Свет, пробивавшийся сквозь щели, окрасился в багровые тона – солнце почти село. И дверь была заперта.