Жребий Салема

Нолли нерешительно переминался с ноги на ногу с ложкой в одной руке и связкой ключей – в другой. Здоровяк в белой рубашке с расстегнутым воротом, на которой вокруг подмышек в жаркие дни всегда расплывались огромные пятна пота, неплохо играл в боулинг и любил в выходные заглянуть в бар, а в бумажнике вместе с лютеранским календариком хранил кучу карточек разных злачных мест в Портленде. Он был добродушным увальнем, не отличавшимся ни вспыльчивостью, ни сообразительностью. В силу этих немаловажных достоинств он несколько минут топтался возле камеры, продолжая громко стучать ложкой по металлическим прутьям и окликать Флойда в надежде, что тот хотя бы пошевелится или захрапит. Нолли раздумывал, не позвать ли Паркинса, чтобы тот сказал, что делать, но Паркинс уже сам выглянул из дверей кабинета.

– Что за балаган ты тут устроил, Нолли? Разучиваешь речевку для стадиона?

Нолли смутился.

– Флойд не отзывается, Парк. Боюсь, что он… заболел или еще что.

– И ты думаешь, что от этого грохота он выздоровеет? – Паркинс подошел к камере и отпер ее.

– Флойд? – Он потряс его за плечо. – С тобой все в по…

Флойд свалился с койки на пол.

– Вот черт! – воскликнул Нолли. – Он что – умер?

Но Паркинс его не слышал: он не сводил глаз с удивительно умиротворенного лица Флойда. До Нолли вдруг дошло, что во взгляде Паркинса был животный страх.

– В чем дело, Парк?

– Ни в чем, – ответил тот. – Просто… давай убираться отсюда. – И добавил, будто размышляя вслух: – Зря я его трогал.

Нолли перевел полный ужаса взгляд на лежавшее на полу тело.

– Очнись! – сказал Паркинс. – Надо вызвать доктора.

6

Во второй половине дня Франклин Боддин и Вирджил Ратбан подъехали к деревянным воротам свалки в конце ответвления от Бернс-роуд, что в двух милях от кладбища Хармони-Хилл. В первый год второго президентства Эйзенхауэра их старенький «шевроле»-пикап был цвета слоновой кости, а теперь стал грязно-коричневым с рыжими вкраплениями. В кузове машины лежал мусор, который набирался за месяц и состоял в основном из пустых бутылок из-под пива, вина и дешевой водки.

– Закрыто, – произнес Франклин Боддин, вглядевшись в надпись на табличке, пришпиленной к воротом. – Будь я проклят! – Отхлебнув пива из бутылки, лежавшей на коленях, он вытер рот тыльной стороной ладони. – Сегодня ведь суббота?

– Она самая, – подтвердил Вирджил Ратбан, понятия не имевший, какой сегодня день недели. Он был так пьян, что даже не помнил, какой шел месяц.

– По субботам свалка работает, так ведь? – поинтересовался Франклин. Табличка была одна, но он видел целых три! Прищурившись, он вгляделся еще раз. На все трех значилось: «Закрыто». Надпись была сделана красной краской: наверняка из той самой банки, что хранилась в лачуге смотрителя Дада Роджерса.

– Всегда работала, – подтвердил Вирджил. Он попытался отхлебнуть еще пива, но промахнулся и облил себе левое плечо. – Господи, ну и дела!

– Закрыто, – повторил Франклин, чувствуя закипавшее негодование. – Этот сукин сын снова загулял. Ну, я ему покажу! – Он включил первую передачу и слишком резко отпустил сцепление. Пиво из бутылки между ног выплеснулось ему на брюки.

– Давай, Франклин! – подбодрил Вирджил и громко рыгнул.

Пикап снес ворота, которые сорвались с петель и отлетели в сторону. Франклин переключил на вторую передачу, и машина затряслась на колдобинах разбитой дороги, отчаянно раскачиваясь на отслуживших свое рессорах. Чайки с криком взмыли в воздух и закружили над свалкой.

Через четверть мили от ворот ответвление от Бернс-роуд заканчивалось большим открытым участком, за которым, собственно, и располагалась сама свалка. Здесь заросли ольхи и клена расступались, открывая вид на широкое пространство, которое Дад Роджерс постоянно разравнивал бульдозером, стоявшим сейчас у его лачуги. За этим плоским участком находился бывший гравийный карьер, служивший свалкой. Мусорные кучи, блестевшие на солнце бутылками и алюминиевыми банками, уходили вдаль гигантскими дюнами.

– Этот горбатый придурок, похоже, ни черта тут не делал целую неделю! Не разравнивал, не сжигал! – заметил Франклин. Он обеими ногами нажал на педаль тормоза, которая со скрежетом почти полностью ушла в пол. Проехав еще немного, пикап остановился. – Видно, у него запой.

– А я и не знал, что Дад так сильно пьет, – удивился Вирджил, выбрасывая в окно пустую бутылку и доставая новую из бумажного пакета на полу. Он открыл ее о ручку дверцы, и выплеснувшаяся пена залила ему всю руку.

– Все горбуны пьют! – со знанием дела произнес Франклин и сплюнул в окно. Однако оно оказалось закрытым, и он вытер слюну рукавом, размазав ее по мутному и исцарапанному стеклу. – Надо посмотреть. Может, нужна помощь.

Описав широкий круг, он подъехал задом к куче, в которую жители Салемс-Лота сваливали мусор в последнее время, и заглушил двигатель. На них неожиданно обрушилась тишина, лишь изредка нарушаемая резкими криками чаек.

– Как же тут тихо! – удивился Вирджил.