Жрецы (Человек и боги - 2)

Тайная канцелярия начала обнюхивать каждый уголок в Москве и раскрыла заговор. Обличены были: камер-лакей Александр Турчанинов, Преображенского полка прапорщик Петр Ивашкин, Измайловского полка сержант Иван Сновидов и другие. Поставили они своей целью схватить Елизавету и умертвить. Подобное же - и с ее наследником, никому неведомым герцогом Голштинским. На престол возвести вновь младенца Иоанна Антоновича. Заговорщики всячески позорили Елизавету, утверждая, что она и сестра ее Анна прижиты были вне брака и потому незаконные дочери Петра Первого. (Когда царице сообщили это, она горько расплакалась, говоря: "Я не могу перенести сего тяжкого оскорбления, которым оные воры позорят моего отца!")

Тайная канцелярия наказала обвиняемых кнутом, кое-кому вырезала языки и ноздри и выслала всех их в сибирскую тайгу.

Пожары и грабежи в Москве разрослись до того, что люди по ночам не спали, ходили вокруг домов с дубинами, молились о своем благополучии и ворчали на петербургские порядки, перенесенные в Москву.

С отъездом царицы в Петербург утихнут и грабежи и пожары и вообще станет гораздо спокойнее!

Наконец-то Москва дождалась этого!

Случилось это в декабре.

Петр Филиппович с великой радостью уселся в свою кибитку, рядом с музыкантом Штроусом. Они сговорились ехать вместе. Петр заметил, что Штроус теперь стал к нему особенно льнуть.

Царица, выйдя из дворца в сопровождении Разумовского, застегнула ему у всех на глазах шубу и поправила шапку, - к великому удивлению сопровождавших. Наследник, принц Петр, стоял тут же, дожидался, когда Елизавета отойдет от Разумовского.

Царский обоз густо облепило духовенство с хоругвями и иконами. На морозе стояли попы красноносые, волосатые, в одних ризах, и униженно, жалобно, дрожа от холода, тянули:

"Тебе, бога, хвалим, тебе, господа, исповедуем..."

Царица усталая, недовольная, поместилась в одном возке с наследником, который с оскорбительным любопытством и глупой улыбкой разглядывал поющих попов и хоругви.

Штроус бубнил Рыхловскому на ухо:

- Рвалась ехать с Разумовским... Бабы отговорили: народ, мол, осудит. Посадили к голштинцу чуть ли не силом. Позор! Мы тут время всуе убиваем, а в Питере вся жизнь заглохла... Иностранные послы истомились... Сколько лошадей загнали их курьеры, гоняясь из Питера в Москву с депешами от государств... Россия должна радоваться немцу-наследнику... Порядок будет.

Попы притихли. Загрохотали кремлевские пушки, закричали форейторы, скрипнули полозья, и царский поезд двинулся в путь. Петр Рыхловский сидел молча, уткнувшись в тулуп. То, что он узнал вчера, окончательно подавило его и оттолкнуло от двора: старушка Марья Ивановна во хмелю, за ужином, сказала ему, что на днях-де царица повенчалась с Алексеем Григорьевичем Разумовским тайно в Перове, в сельской церкви. Она одарила эту церковь дорогою утварью, богатыми ризами и воздухами, шитыми золотом и жемчугом собственной ее работы. Недаром слыла она большой рукодельницей. Не зря она просиживала многие вечера в обществе своих старушек с вязаньем и шитьем.

Марья Ивановна хоть и пьяна была, а рассказала это со слезами на глазах, вся сморщившись от обиды за царицу:

- Такого ли жениха ей, сиротинушке, покойный батюшка Петр Алексеевич прочил? Из хама не сделаешь графа...

Но так как эта царицына свадьба была тайной и держалась в секрете, то и Марья Ивановна, опомнившись, притихла, жалко оглядываясь по сторонам.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дорога была долгая, утомительная. Царедворцы и государынины гости, расположившись так же, как и Петр со Штроусом, в кибитках парами, "удобными к собеседованию", от скуки стали перешептываться о событиях последнего времени. Сильно взволновала всех история с выходом замуж Елизаветы за Разумовского.

- М-да!.. - нашептывал один русский князь, старичок лет шестидесяти, своей жене: - Что бы ей за нашего Мишеньку выйти... Дворянских кровей отпрыск... больше бы чести! А то на холопа польстилась... Ох-хо-хо-хо-хонюшки!

- Пресвятая владычица, не отврати вновь своего пресветлого лика от многострадального дворянства нашего... Ах, господи! Солнышко ты наше! - И перекрестилась. - Дай бог здравствовать на долгие годы покровителю вотчинников любезному батюшке Алексею Петровичу* и его преподобию духовнику ее величества отцу Дубянскому...

_______________

* Вице-канцлер Бестужев-Рюмин.

Вслед за этой княжеской кибиткой тащился другой княжеский возок, а в нем тоже велась беседа о тайном браке Елизаветы Петровны с Разумовским.

- Сего мужа мы знаем. И-и-к! - самодовольно говорил толстый краснолицый вотчинник, притиснув к кожуху возка свою тучную супругу. - Сей наш!.. Да и в дела он когти не запускает, проводя жизнь в изобилии яств и простодушии... И-и-к! И в перевороте не участвовал... А это - знак! Стало быть, не алчен. Француз Шетарди, тот свою цель от того имел, лекарь Лесток знатно ему помогал, из корысти же, выскочка - еврей Грюнштейн и вовсе низостно выгадывал, а этот никуда не лезет... Тихий человек... Бестужев и Дубянский дворянство не обидят!.. Молиться за них мы должны, вот что!