– Немного фотошопа, и Ваши женщины не в фешенебельном столичном ресторане позируют фотографу, а на берегу океана передают привет любимому дедушке…
– Понятно, – медленно произнес генерал, – и все-таки Вы не ответили на поставленный ранее вопрос: как Вам удалось покинуть самолет, ведь количество улетевших и прилетевших пассажиров не менялось.
– Дак Вы сами отвечаете на свои вопросы: количество не менялось, сколько улетело, столько и прилетело.
– Согласно учетным файлам регистрации страны прибытия Вы прибыли на место назначения, но мы ведь знаем, что Вас там не было.
– Браво, генерал, Вы сумели добраться до учетных файлов, а то я уже начал недооценивать Ваши возможности.
– Спасибо хоть на одном добром слове.
– Пожалуйста, генерал.
– Так как же Вы покинули самолет, не меняя количество летевших?
– Ну-у-у, здесь все очень просто. Что такое паспорт? Это небольшой кусочек картона и только. Сколько паспортов прошло паспортный контроль, столько человек и улетело. Небольшие манипуляции с этой картонкой – и уже абсолютно другое лицо сходит с трапа самолета. В аэропорту Вашей столицы на борт самолета вошел я, а в столице страны, гражданином которой является ваш покорный слуга, сошел абсолютно другой человек. И если у Вас камеры наблюдения фиксировали всех пассажиров, то в стране прибытия, учитывая ранг пассажиров, паспорта проштамповал пограничник, не досматривая каждого из них, а под видеонаблюдение эти граждане не попали, так как автомобиль забрал их прямо у трапа. Вот собственно и вся премудрость. Просто, не так ли?
– Соглашусь. Но с какой целью Вы мне позвонили?
– Я обещал закончить несколько уроков. А свое слово я обычно держу. Так что прощайте, генерал, и не пытайтесь меня найти – не получится.
– А вдруг?
– Тогда попытайтесь, только у вас ничегошеньки не выйдет – я умнее и хитрее Вас, и Вы сами только что в этом признались. Адьес, генерал, и попробуйте относиться к людям так, как хотели бы, чтобы и к Вам относились, а иначе закончите жизнь ранее назначенного срока, хлебнув, скажем, кофейку с цианидом.
Произнеся последнюю фразу, Владимир отключил телефон и бросил его в реку с красивейшего старинного моста Европы. Абрамович, постояв безмолвно несколько минут и как будто очнувшись, схватил телефон, принялся звонить дочери. Поговорив с ней, он объявил двухчасовый перерыв в работе и назначил совещание всем отделам.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Так часто бывает: газеты, телевидение, слухи рисуют в нашем сознании образы людей, облеченных властью, некими супергероями – они красноречивы, умны, успешны и счастливы, им все удается… Самое страшное, что те, о ком мы так думаем, начинают верить в эту рекламную заставку. Но стоит хоть на миг убрать ореол загадочности и недоступности, оказавшись в компании избранных, как все мифы развеиваются в один момент. Алчность, беспринципность и лживость выползают на передний план, и мы видим не элиту, а отбросы, которые добрались до высоких кресел. Беда современного общества заключается в том, что порядочные, умные и кристально честные люди считают ниже своего достоинства копаться в этой грязи, называемой политикой. А им (проходимцам) только этого и надо: да, политика – это грязное дело, говорят они, так что вы, порядочные и честные, делайте добросовестно свою работу, а мы, так и быть, возьмем на себя всю грязь и будем ее разгребать. И разгребают, то есть гребут и загребают… Занавес.»
Иезуит вызвал к себе Соломоновича через неделю после похорон Ирины.
– Что происходит? Я перестал видеться с дочерью и с Кириллом. Они не приходят на всякого рода приемы, хотя пригласительные я все время оставляю.
– Это нормально для их возраста – они не могут прийти в себя после смерти их подруги.
– Как смерти? Ты же говорил, что она в реанимации.
– Была в реанимации пару дней, а потом умерла. Уже неделя как похоронили.
– Кирилл был на похоронах?
– Нет. Врачи не пустили.
– А он их послушал?
– Я настойчиво попросил, дабы не пущали, вот и не пустили.
– И?
– И ничего.
– Мне что – каждое слово из тебя клещами вытягивать? Можешь подробнее все объяснить?