Читаем Жуков. Маршал на белом коне полностью

Четвёртого сентября 1945 года штаб ВВС США получил задачу: «Отобрать приблизительно 20 наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР и на контролируемой им территории». В список для новой Хиросимы попали Москва, Горький, Куйбышев, Саратов, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Грозный, Ярославль и другие крупные города Советского Союза. Этот план совершенствовался, обрастал новыми расчётами и выкладками. Но наступил день, когда американцы вынуждены были положить его в архив как неперспективный. Этим днём стало 25 сентября 1949 года, когда Советский Союз на атомном полигоне взорвал свою бомбу «исключительной силы» и заявил об этом всему миру.

Ещё в июне 1945-го, когда Жуков прибыл в штаб Эйзенхауэра, чтобы вручить своему «американскому другу» орден «Победа» и раздать ордена и медали ещё двум десяткам офицеров и солдат армий союзных войск, ему, его адъютантам и журналистам принимающая сторона продемонстрировала внушительную силу своих военно-воздушных сил. Перед торжественным обедом 1700 американских и британских самолётов, соблюдая почти парадный строй, пролетели над Венденшлоссе. Зрелище было грандиозное, и в нём явно просматривался второй, более важный план церемониального сюжета.

По воспоминаниям Монтгомери, «во время обеда американцы показали красочное кабаре-шоу с плавной музыкой и сложным танцем, исполняемым негритянками, обнажёнными выше пояса. Русские никогда не видели и не слышали ни о чём подобном, и у них глаза на лоб полезли. Тем не менее им это очень понравилось, и они всё время вызывали артисток на “бис”. Весь распорядок дня был тщательно разработан, и русские испытали щедрое гостеприимство американцев. Это был день демонстрации американского богатства и мощи».

В тот же день Монтгомери выполнил поручение правительства Великобритании — вручил Жукову Большой крест рыцарского ордена Бани. Тот же орден, но второй степени — субординация! — был вручён маршалу Рокоссовскому.

Как уже было замечено, угощали на том обеде щедро. Пили много. Русские, как и в бою, на ногах держались крепко.

Эйзенхауэр вспоминал: «В соответствии с русским обычаем провозглашались тосты. Жуков был мастером произносить тосты, судя по тому, что нам переводил переводчик. Он воздавал должное союзникам и выражал надежду на наше успешное сотрудничество в будущем».

В Потсдаме на приёме, устроенном Черчиллем по случаю своего провала на парламентских выборах, произошёл курьёз.

После торжественных тостов, поднятых за здоровье Сталина и Черчилля, последний, встав, неожиданно «провозгласил здравицу Жукову». Черчилль, можно предположить, на этот раз был совершенно искренним: мудрый и искушённый политик, он хорошо понимал, насколько мощно Жуков обеспечил фронт действий своего патрона.

О том банкете маршал написал в «Воспоминаниях и размышлениях»: «Мне ничего не оставалось, как предложить свой ответный тост. Благодаря Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его “товарищем” Тут же заметил недоумённые взгляды Сталина и Молотова, у меня получилась пауза, которая, как мне показалось, длилась больше, чем следует. Импровизируя, я предложил тост за “товарищей по оружию”, наших союзников в этой войне — солдат, офицеров и генералов армий антифашистской коалиции, которые так блестяще закончили разгром фашистской Германии. Тут уж я не ошибся. На другой день, когда я был у Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрёл “товарища” в лице Черчилля».

Сталин посмеялся. Но принял к сведению: вторым после него Черчилль назвал Жукова. В Москву ему регулярно доставляли западную прессу. Газеты и журналы пестрели фотографиями Маршала Победы. Жуков охотно раздавал интервью. Судя по публикациям, маршал наслаждался триумфом, и эта его игра затягивалась и явно выходила из берегов.

На том же банкете произошла забавная пикировка Жукова с английским фельдмаршалом Александером. Александер командовал союзными войсками на Средиземном море, 2 мая 1945 года принимал капитуляцию немецких войск в Италии. На банкете они сидели рядом. Желая поговорить с Жуковым, Александер спросил:

— На каком языке вы, мистер Жуков, кроме русского, предпочитаете говорить?

Жуков, зная, что англичанин неплохо знает русский, как и ещё 11 языков — он был полиглот, — тут же отреагировал:

— На украинском или белорусском.

— К сожалению, я с этими языками не знаком, — усмехнулся Александер и продолжил свою игру: — Кажется, вы хорошо знаете французский?

— Нет, — усмехнулся Жуков. — Я его основательно подзабыл.

Мол, бивали мы, русские, и французов, но это было очень давно. И спросил:

— Вы монгольский знаете? — И запустил длинную фразу по-монгольски.

— Нет, — пожал плечами фельдмаршал, поняв, что на этот раз его конёк его не вывезет.

— А жаль. Надо изучать языки восточных народов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное