Жуков. Мастер побед или кровавый палач?

Японская пехота, несмотря на отсутствие эффективных средств борьбы с танками, сражалась отчаянно. Лейтенант Садакаи атаковал танк, размахивая своим самурайским мечом, пока его не срезала пулеметная очередь. Японские солдаты, заблокированные в своих дзотах, продолжали сражаться и наносили серьезный урон атакующим, вынужденным в некоторых случаях вызывать на помощь танки, вооруженные огнеметами, для их «выкуривания». Жукова не смущали потери в живой силе. Когда командующий Забайкальским фронтом, прибывший наблюдать за ходом битвы, предложил Жукову остановить наступление на некоторое время, тот ответил вежливым, но твердым отказом. Если бы он остановил наступление, а затем начал его вновь, утверждал Жуков, то потери советских войск были в десять раз больше «из-за нашей нерешительности».

Несмотря на твердую решимость японцев ни при каких обстоятельствах не сдаваться, старомодная тактика и устаревшее вооружение привели Квантунскую армию к унизительному поражению. Войска генерала Комацубара были окружены и почти полностью уничтожены в затянувшейся бойне, в которой погибла 61 тысяча японских солдат. Красная армия потеряла 7974 человека убитыми и 15 251 человек ранеными. К утру 31 августа все было кончено. Во время боев на Халхин-Голе в Москве был подписан советско-германский пакт о ненападении…»

15 сентября 1939 года в Москве было подписано трехстороннее соглашение об окончании военных действий. Разумеется, среди советских военачальников в Генштабе были и такие, кто предлагал с ходу двинуться дальше, на территорию Маньчжурии. Сталин полностью отверг эту идею. Как вспоминал Маршал Советского Союза М. В. Захаров, вождь так прокомментировал предложенный ему проект дальнейшего наступления: «Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну».

Жукову пришлось заниматься нелегким, но хорошо знакомым ему делом – обустройством войск, расквартированных чуть ли не прямо в голой степи. «Георгий Константинович не любил засиживаться в штабе. Может быть, поэтому и в приемной подолгу людей не держал, он знал настоящую цену как своего, так и чужого времени, – вспоминал адъютант Жукова. – Меня всегда поражали энергия и настойчивость, с которой Г. К. Жуков приступил к выполнению обязанностей командующего армейской группой в мирных условиях. Появились новые заботы об устройстве войск, пришедших с Халхин-Гола на совершенно голое место, о подготовке к надвигающейся зиме, о повышении боевой готовности частей и соединений, о настойчивом внедрении полученного боевого опыта в практику обучения войск. В течение короткого времени командующий облетел на своем самолете все далеко размещенные друг от друга гарнизоны войск, дислоцировавшихся в МНР.

– …Значит, зима скоро, если опустело вокруг, – заметил Георгий Константинович как бы про себя.

– Да, товарищ командующий. Здесь она примерно такая же, как и в Забайкалье, – подхватил командир дивизии. – Мы торопимся, принимаем все меры по подготовке к зиме, но не успеваем. Котлованы под землянки и казармы отрываем вручную. Грунт тяжелый. Инженерной техники нет.

– Ну, это не помеха, – отрезал Жуков. – Должны все успеть, чтобы не только перезимовать, но и нормально заниматься боевой подготовкой. Используйте саперные подразделения, проведите занятия с личным составом по взрывным работам, короче, все, что можно, используйте».

Адъютант особо отмечал и проблему знаменитой Жуковской жестокости, неоднократно описывая вполне добродушного и дружелюбного в спокойной, тем более неформальной обстановке человека: «Помню, на Халхин-Голе пришлось дважды вместе попариться. В отрогах Хамар-Дабы мы оборудовали баню в землянке. Топилась она по-черному. В один из дней, в конце июля, баня была жарко накочегарена. Командующий начал с того, что, поливая водой раскаленные камни, «выгонял угар». Затем стал париться. Хлеща себя веником, приговаривал: «Поддай парку, поддай… Ну, еще, еще!» От нестерпимого жара у меня горели уши, не выдерживали кисти рук, а ему все давай и давай парку.

– В следующий раз чтобы у тебя были рукавицы и шапка, понял?

– Понял, товарищ командующий!

После боев в конце сентября он попарился еще раз, как говорил, по-настоящему».