Жуков

Иногда требовательность Жукова перерастала в необоснованную строгость, что вызывало недовольство у некоторых его подчиненных. В вышестоящие штабы шли жалобы, и с ними приходилось разбираться. Но попытки воздействовать на Жукова не приносили ощутимых результатов. Пройдут годы, и он признает: «Оглядываясь назад, думаю, что иногда я действительно был излишне требователен и не всегда был сдержан и терпим к поступкам подчиненных. Меня выводила из равновесия та или иная недобросовестность в работе, в поведении военнослужащего. Некоторые этого не понимали, а я, в свою очередь, видимо, недостаточно был снисходителен к человеческим слабостям. Конечно, сейчас эти ошибки стали виднее, жизненный опыт многому учит. Однако и теперь считаю, что никому не дано права наслаждаться жизнью за счет труда другого…»[49]

И все-таки надо признать, что не отрицает и сам Жуков, становление вверенного ему полка проходило трудно и не всегда удавалось добиться желаемого. В отчете, представленном в штаб дивизии 17 апреля 1924 года, наглядно нарисована картина того, как проходило обучение личного состава в зимнем периоде.[50]

На качество подготовки негативное влияние оказывал некомплект личного состава, основными причинами которого были «убытие красноармейцев в отпуска по болезни согласно постановлениям врачебных комиссий… дезертирство красноармейцев Волынской губернии в начале зимнего периода обучения и убытия по разным причинам». Занятия велись нерегулярно. Отмечается чрезмерная занятость комсостава «повседневной, ежечасной работой в эскадронах… в связи с неблагоприятным расквартированием полка и расположением конюшен в начале зимнего периода», тяжелые погодные условия — глубокие снега.

Недостатки в боевой подготовке, о которых говорится в отчете Жукова, были характерны не только для 7-й Самарской кавалерийской дивизии, но и для Красной Армии в целом. В отчете Народного комиссариата по военным и морским делам за 1923–1924 годы отмечалось: «Большой некомплект младшего и среднего комсостава, неудовлетворительная общая его подготовка, текучесть не позволяли должным образом развернуть и поставить занятия. Ввиду отсутствия кадра военнослужащих новобранцы привлекались к несению нарядов, что отражалось на их подготовке. Полностью были укомплектованы только спецкоманды и школы младшего комсостава из-за некомплекта в частях, особенно в пехоте. Разновременное прибытие пополнений повлекло за собой образование в частях разнородных по подготовке групп. Большой процент неграмотных и малограмотных отрывал красноармейцев от боевой подготовки для проведения общеобразовательной подготовки. На усвоение войсками программ обучения сказались также недостатки в оборудовании лагерей, учебных полей, полигонов, приборов и пособий».[51]

И все же даже в таких условиях Г.К.Жуков, надо отдать ему должное, сумел наладить планомерную учебу и укрепить дисциплину. В итоге по результатам смотра частей 2-й бригады, проведенного 24 июля 1924 года командованием дивизии, командиру бригады Селицкому, командиру 39-го кавалерийского полка Жукову и военкому этого полка Янину были объявлены благодарности.

В Минске получили развитие непростые романы Георгия Константиновича с Александрой Зуйковой и Марией Волоховой. Пытаться разобраться в них — дело неблагодарное, да и не совсем благородное. Поэтому сошлемся на людей, связанных с Жуковым родственными отношениями. «Мама стала за отцом всюду ездить, — вспоминала старшая дочь Александры Диевны Эра. — Часами тряслась в разваленных бричках, тачанках, жила в нетопленых избах. Перешивала себе гимнастерки на юбки, красноармейские бязевые сорочки — на белье, плела из веревок „босоножки“… Из-за этих кочевок она и потеряла первого своего ребенка, как говорили — мальчика. Больше ей рожать не советовали — хрупкое здоровье». Младшая дочь Зуйковой Элла утверждает, что в первый раз ее мать с Жуковым «расписались в 22-м году. Но, видимо, за годы бесконечных переездов документы потерялись, и вторично отец с мамой зарегистрировались уже в 53-м году в московском загсе».