Журнал «Если», 1994 № 07

— Я переживу. Только вытащи меня из этой переделки, — откликнулся Джером.

Гарри понял, что у него на глазах созрел заговор.

— Минуточку, — сказал он. — Вы двое — партнеры, а мне что остается? Подписать признание и садиться в тюрьму?

Джимдаш склонился над ним.

— Ну что ты, Гарри, — сказал он. — Позволь, я объясню.

В 16.30 того же дня полицейские вывели за ворота завода спотыкающуюся, безмолвную фигуру в наручниках. Джером смотрел им вслед и, перемежая рыдания со всхлипываниями, повторял:

— Это все жара! Жара доконала его! В Нью-Йорке мой дядя Гарри и мухи бы не обидел, а тут…

Преступник хранил молчание. Ноги у него заплетались, будто хозяин их пребывал в трансе, глаза невидяще смотрели под ноги. Дважды он спотыкался, и шагавшие рядом полицейские подхватывали его под руки. Вид у бедолаги был жалкий.

Когда полиция удалилась, Джером перевел дух и сказал:

— Фу, не думал, что у нас получится.

Джимдаш прищелкнул пальцами.

— Семечки. Жаль, не помню, как голос делать. Тридцать два века этим не занимался — детали забываются.

— Может, и к лучшему, что это создание не говорит.

— Возможно. В любом случае, отпечатки пальцев получились превосходно.

— Долго оно протянет?

Джинн пожал плечами:

— Пар спустить хватит.

— Жаль, дядя Гарри тебя не слышит. Он эту парилку терпеть не мог, — произнес Джером с печальной улыбкой.

Но Гарри не слышал. Да и услышал бы, не обратил внимания. Ощущая в себе пылкую порывистость юноши и одновременно умудренность патриарха, он восседал среди пышных подушек на ковре, безмолвно скользившем сквозь хладную лазурь вечности. Одно невыразимое чувство сменялось другим, и великолепие происходившего прямо здесь, в этот самый миг, превращало память о прошлом в нечто блеклое и жалкое, зыбкое и далекое, стремглав уносящееся в небытие.

Легкий, как лист, он парил в благовонном воздухе, облетая стену из хрусталя и золота, за которой в райском саду гурии неземной красоты взирали на него черными зазывными очами. Медоточивыми голосами пели они песнь любви, счастья и покоя. Музыка обещала неописуемые восторги, аромат неувядающих цветов и вкус вечноспелых плодов. Он мог провести в обществе прекрасных девушек день или тысячу лет неизбывной юности. А потом, если бы захотел, стать корабликом, скользящим по волнам. Или самими волнами в бешеном вихре бури. Или орлом в горной вышине, где воздух чист и прозрачен, словно бриллиант. Или монархом во дворце, в сердце империи. Он мог стать кем и чем угодно в собственной, ему лично принадлежащей Вселенной внутри смолянистого, покрытого наслоениями веков медного кувшина.

Перевел с английского Владимир МИСЮЧЕНКО

Олег Жадан

ПРОФСОЮЗЫ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

Не то стрелять будем

Ирония писателя возвела в ранг профсоюзною лидера вампира.

Нам юмора не занимать: у нас бывший председатель ВЦСПС становится вице-президентом и одним из организаторов путча против президента, а следующий председатель ФНРП грозится возвести по всей Москве баррикады из тракторов.

При этом понять, чем занимаются профсоюзы, кого защищают, представляется делом совершенно невозможным. Надеемся, что в этот вопрос внесет, наконец, ясность известный фельетонист, сотрудник бывшей профсоюзной, а ныне просто самой массовой газеты «Труд», который по многочисленным просьбам трудящихся был избран председателем ФНРП. Нравственные и философские основы своей будущей деятельности в защиту трудящихся новый профсоюзный лидер излагает нашему корреспонденту Михаилу Комаровскому.

В чем вы видите самую коренную и наболевшую задачу организованных трудящихся масс?