Журнал «Если», 2001 № 09

В последний раз я видел их вместе на дне рождения Полины, когда ей исполнилось тридцать. Мы с ее сестрой закатили для старушки вечер-сюрприз, и можете сами догадаться, кто из нас послал особое приглашение Джоэлу. Я, собственно, узнал, что он здесь уже после закусок и тостов. Полина отправилась в туалет и все не возвращалась, вот я и пошел посмотреть, где она. Былые влюбленные стояли у входной двери Немецко-Американского клуба.

— Эй, парень! — сказал я. — Только что добрался сюда?

Он блеснул на меня улыбкой и сказал «Росс» абсолютно дружеским тоном.

— Нет, я как раз прощаюсь.

— Я тебя не видел, — пожаловался я.

— Я был в задних рядах, зрителем, — объяснил он. Потом блеснул той же улыбкой на Полину и добавил: — Как я уже сказал, мои поздравления. Вечер был прекрасный.

— Верно, — промурлыкала моя жена, обвивая сильной рукой мою талию.

— Ты счастливица, — сказал он ей.

— И очень, — согласилась она.

Волна слащавого дружелюбия, но у меня всего одна мысль: поскорее бы Джоэл убрался. А когда дверь закрылась, я сумел сказать только одно — с яростным отчаянием:

— Эта твоя услужливая сестрица!

Полина прожгла меня взглядом.

Потом произнесла негромко и резко:

— Знаешь, Росс, ты, того гляди, все растранжиришь. Все монетки, которые заработал тебе этот удивительный вечер.

По дороге домой на моем пути возникает небольшой и непривлекательный бар. Он меня устраивает своим местоположением, а также тем, что миллиардеры вряд ли в него набьются, а посетителей интересует только дешевое пивко и кено [10]. В этой уютной дымной полутьме я провожу больше часа. И к тому времени, когда добираюсь домой, у меня такое ощущение, будто мир в целом меня устраивает, а сам я, может быть, чуточку навеселе. Загонять машину в гараж мне лень, и я пытаюсь войти через парадную дверь, но ключи выскальзывают из руки. Мне приходится встать на колени, чтобы подобрать их, а к тому времени, когда я снова на ногах, входная дверь открывается сама собой.

По ту сторону решетчатой двери — Лео. Он вне себя и совсем багровый.

Я допускаю глупость:

— Что-то ты плоховато выглядишь.

Он на грани взрыва. Я вижу, как жаркая кровь бьет в его напряженное несчастное лицо, и слышу первые слова, вырывающиеся сквозь сжатые губы:

— Где ты… ты… Черт, папа!

— Что-что? — буркаю я. — Что-нибудь не так?

Видимо, все не так. По вместо того, чтобы объяснить, какая катастрофа произошла, Лео спрашивает:

— Ты видел маму?

— Маму?

— Ты хоть помнишь ее? — рявкает он.

Такой тон моего собственного сына меня не устраивает. Но я стараюсь сохранять невозмутимость и расправляю плечи в надежде, что глаза у меня трезвые и ясные. Затем голосом, который, кажется, звучит рассудительно, я спрашиваю его:

— Она еще не вернулась домой?

Мальчик взмахивает руками.

— Да нет!

Я не знаю, что говорить дальше.

Отчаянным прерывистым голосом Лео признается:

— Я надеялся, что она была с тобой.

Я гляжу на часы. Точнее говоря, вперяюсь в циферблат, так как механизм времени вдруг ставит меня в тупик. Потом мне удается высказать предположение:

— Может, она задержалась на работе?

— Нет. Я звонил.

«Ха, — думаю я, — ха!»

Наконец Лео открывает решетчатую дверь, впуская меня в дом.

— Сегодня она должна была прийти пораньше. Мы собрались за покупками. (И это говорит мальчик, который взвивается при одной мысли, что его увидят в магазине с матерью!) Ну, я позвонил к ней на работу, а она уже ушла. Еще в пять.

А сейчас почти восемь. Каким образом вдруг стало так поздно?

Лео кричит на меня:

— Где ты был?

— Совещание затянулось, — лгу я. Неубедительно. Но тут меня взбодряет выброс адреналина в кровь, и я соображаю, где может быть Полина.

— Кому ты звонишь? — спрашивает Лео.

— Тете Бекки.

— Ты думаешь, она у нее?

Нет, не думаю. Однако говорю:

— Не исключено. Уверен, так оно и есть.

— Ну, будем надеяться.

Бекки снимает трубку после первого же гудка, и я спрашиваю напрямик:

— Ты знаешь, где она?

В обычные вечера голос у нее чуть более низкий, чем у Полины. Но сейчас он почти басист и слегка напряжен — не сердитый, как ей хотелось бы, а испуганный. Она спрашивает:

— Росс? — потому что я забыл представиться. Потом всхлипывает и говорит: — Да, я знаю, где она. Так уж получилось.

Я выжидаю секунду, потом спрашиваю:

— У тебя?

Невестка отвечает:

— Была. — Затем, прежде чем мы успеем забыть, кто здесь главный, добавляет: — Да, кстати, они обнаружили затвердение. Но вроде бы его пока еще не поздно удалить.

Я не сразу соображаю, о чем, собственно, разговор. Потом меня охватывает искреннее облегчение, и я говорю:

— Что же, хорошо. Просто замечательно.

— Спасибо. — Бекки хлюпает носом, потом говорит: — Мне не велено говорить тебе, куда она отправилась… Росс? Ты слушаешь?

— Тебе не велено говорить мне. Угу. Это я понял.

— Позвонили. Ей. И она ушла около часа назад.

— И ты не можешь мне сказать, куда она пошла?

— Я обещала.

— Очень мило с твоей стороны. Так скажи, куда?

— Не могу, Росс.

— Тогда вообще о чем речь?

— А о том, — шипит Бекки в трубку, — что ты спросишь себя: «Куда моя жена могла пойти, чтобы это меня довело?» И тогда поймешь, куда. И мы сможем повесить трубки. Тебя устраивает?