— Ничего страшного, — Тортила старалась держать себя в руках. — У меня есть запасные как раз на этот случай… Выходите.
Игорь, таксист, работал на «Парусную птицу» два-три раза в месяц и привык уже к нестандартным ситуациям. При виде Грошевой он выпучил глаза — и пулей выскочил из машины, чтобы галантно распахнуть перед дамой дверцу.
— Счастливого пути, — Тортила сунула таксисту заранее оговоренную сумму. — И чтобы никаких пробок, никаких опозданий. Что хочешь делай, хоть взлетай, но чтобы через час были на месте…
— Будем, не беспокойсь, Брониславна, — Игорь сиял.
Первая пробка случилась прямо за углом. Калибан с тоской подумал, что на своей «хонде» он решил бы проблему за три минуты. Было еще время вернуться и взять мотоцикл; Калибан вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Еще ни разу за свою практику он не нарушил священной заповеди: во время операции не пользуйся собственными вещами — только вещами клиента.
Кроме того, не в характере Грошевой рассекать на «хонде». Он бы еще в маршрутное такси вломился — на таких-то каблучищах…
— Вы куда-то улетаете? — любезно спросил Игорь.
— Провожаю, — Калибан рылся в дамской сумочке в поисках сигарет. — Одного человека.
— А как ваш Жуир?
— Что?! — Калибан чуть не сломал ноготь, но вовремя опомнился. Жуиром звали жеребца Грошевой, того самого, что был недавно продан. — Да он вообще-то уже не мой, — Калибан наконец-то нашел сигареты и, не удержавшись, закурил не жестом Грошевой — своим собственным. — Продали Жуира. А Гею оставили.
— Жалко, — Игорь охотно развивал тему. — Я думал… Знаете что? Я очень про лошадей читать люблю. Я даже думаю когда-нибудь себе завести. Честно. Мы в детстве, в деревне, столько с лошадьми навозились…
Пробка ползла медленно, но по крайней мере двигалась. Калибан нервно покосился на часы.
— Успеем, — успокоил Игорь. — Не волнуйтесь. Я тут однажды Леонтьева подвозил, так он опаздывал, но мы все равно успели…
Калибан вспомнил, что надо посмотреть на себя в зеркало. Вытащил косметичку; все-таки у Грошевой были очень красивые глаза. И теперешний взгляд Калибана — серьезный и озабоченный — чрезвычайно шел им.
Помад было несколько: Калибан потратил пару минут, чтобы разобраться. Машина вылезла из пробки, Игорь гнал теперь профессионально, кое-где нарушая, кое-где выскакивая на встречную. Подкрашивать губы на полном ходу было неудобно. В конце концов Калибан решил отложить макияж на потом.
Гораздо важнее теперь было сосредоточиться.
«Мост Ватерлоо». «Мост Ватерлоо». Вчера Калибан три раза подряд просмотрел этот фильм. И еще выборочно несколько сцен с Вивьен Ли. Он проживал их, проигрывал одновременно с великой актрисой, вместо нее, за нее. Если бы время… Еще хотя бы полчаса…
Игорь что-то говорил.
— Прошу прощения, — холодно сказал Калибан. — Я не могу сейчас разговаривать. Мне нужно подумать.
Игорь обиделся и включил «Русское радио». Калибан поморщился:
— Можно сделать тише?
Игорь обиделся окончательно.
Калибан смотрел прямо перед собой. За оставшиеся сорок минут дороги он должен был воспитать в себе великую любовь. Причем к мужчине. Причем к шоумену, бывшему стриптизеру. Эти ее последние слова: «Я его люблю…». Но и они не в помощь: Ирочка Грошева просто не умеет так любить, как любила героиня Вивьен Ли.
А он, Калибан, умеет.
Научится.
Машина остановилась перед входом в аэропорт. Игорь, притихший и весь какой-то благостный, открыл перед Калибаном дверцу.
— Прошу прощения, — сказал, глядя снизу вверх. — Я же говорил, что успеем!
— Спасибо, — Калибан чуть наклонил голову. — Очень приятно было познакомиться.
И пошел к входным дверям — как королева на эшафот; люди оборачивались ему вслед, но не потому, что узнавали тусовщицу Грошеву: мимо них шла прекрасная женщина и с достоинством несла свою трагедию.
Калибану мерещились ограждения моста Ватерлоо.
Он нашел женский туалет, встал перед зеркалом и подправил, как мог, помаду и пудру. Выйдя, посмотрел на табло: регистрация на рейс коварного Максимова должна была начаться с минуты на минуту у стоек двадцать один — двадцать пять.
На секунду Калибану стало плохо: он представил, как упускает фигуранта. Как тот, зарегистрировавшись и пройдя таможню, шагает себе в «Дьюти фри», а прекрасная женщина мечется, тщетно пытаясь высмотреть его среди толпы…
— Ира?!
Он обернулся.
Плотный лысоватый мужичок лет сорока с небольшим глядел на него, как тролль на оловянного солдатика. Мужичок хорошо знал Ирину Грошеву и не рассчитывал встретить ее здесь — но хуже всего было то, что и Калибан не имел ни малейшего понятия, кто таков этот чертик из табакерки.
— Ира, ты что, с дуба рухнула? Что ты здесь делаешь?
Калибан молчал. В молчании была его сила. Молчание могло удержать от краха — хоть на время.
— Ты что, хочешь сделать ручкой? — в голосе мужичка была теперь издевка. — Помахать самолету «до свиданья»?
— Я должна поговорить с Ильей, — сказал Калибан, и льдом, вложенным в эти слова, можно было обеспечить зимнюю Олимпиаду где-нибудь в Африке. — И я поговорю с ним.
Он помолчал еще — и добавил, повинуясь интуиции:
— А тебя, лысый дурак, это не касается.