Журнал «Если», 2009 № 11

— Очень странно, — согласился Джерачи. Он наконец оторвал взгляд от пола. Сейф вовсе не был «взломан»; его замок оставался невредимым и нетронутым. Тара немного напряглась, ей было крайне интересно, что Джерачи сейчас сделает.

Но ее ждало разочарование.

— Давайте пройдемся по событиям еще раз, — небрежно предложил Джерачи. — Итак, вы находились вне офиса…

— Верно. Я отправился в отделение лежачих больных в 11:30. В регистратуре осталась Бет Мэлоун. Вон та дверь — единственный путь, каким можно попасть в комнату, где хранятся дела наших жильцов и находится сейф. Бет утверждает, что она за это время ни разу не оставила свой пост. А она человек надежный. Работает у нас уже восемнадцать лет.

Миссис Мэлоун, которая таким образом становилась главной подозреваемой и была достаточно сообразительной, чтобы это понимать, рыдала в соседней комнате в ожидании допроса. Женщина-полицейский с видом, выражающим полную покорность судьбе, подавала ей бумажные салфетки. Но Тара с первого же взгляда поняла, что Джерачи ни секунды не сомневался в невиновности Мэлоун. Эта средних лет дама из породы добросовестных, всегда-готовых-помочь филантропов, к взлому сейфов была склонна не более, чем к занятиям алхимией. Но вполне возможно, что она все же покинула свой пост по какой-то причине, в которой ей неудобно признаваться, а вор воспользовался этим и проник в помещение без окон, находящееся за регистратурой. Тара развлекалась, мысленно представляя, как миссис Мэлоун крадется на свидание с любовником в кладовку для хранения постельного белья. Она невольно улыбнулась.

— Какая-то идея появилась, детектив Вашингтон? — услышала она голос Джерачи.

Черт, он ничего не упускает! И теперь ей надо срочно что-то выдать. Лучшее, что Тара смогла сделать, это задать вопрос:

— Это ожерелье принадлежит балерине Анне Черновой?

— Да, — согласился Колдуэлл, — прелестная штучка, не правда ли?

По мнению Тары, ничего особенного. Однако Джерачи посмотрел на нее внимательно, и Тара поняла: он не знал, что всемирно известная балерина доживает свои дни в Св. Себастьяне. Балет не входил в круг его интересов. Впервые оказалось, что она знает что-то, чего не знает он. Это придало ей храбрости. Мысленно поблагодарив эксцентричную бабушку, которая несколько раз в год вытаскивала ее на представления в Линкольн-центре, Тара продолжила:

— Нет ли среди ваших жильцов кого-то, кто проявлял бы особую заинтересованность в Анне Черновой? Какой-нибудь балетоман… — она надеялась, что правильно произнесла это слово, — или близкий друг?

Но Колдуэлл перестал слушать уже на слове «жильцов». Он напряженным голосом произнес:

— Никто из наших жильцов не совершал преступления, детектив. Св. Себастьян — это заведение с хорошей репутацией, и мы тщательно отфильтровываем наших потенциальных обитателей, чтобы…

— Могу я прямо сейчас поговорить с мисс Черновой? — перебил его Джерачи.

Колдуэлл, казалось, взволновался.

— С Анной? Но Бет Мэлоун ждет, когда… ну ладно, если так надо для протокола. Анна Чернова сейчас находится в лазарете со сломанной ногой. Я провожу вас наверх.

Тара надеялась, что Джерачи не оставит ее здесь проводить совершенно бессмысленный допрос миссис Мэлоун. Он этого и не сделал. У двери лазарета он сказал:

— Тара, беседовать с ней будешь ты.

Тара могла бы принять это заявление как оценку ее знаний из области балета, но дело в том, что такое происходило и раньше. Джерачи любил наблюдать, оказаться тихим слушателем, неизвестной величиной для допрашиваемого.

Пока Колдуэлл представлял их балерине и объяснял ситуацию, Тара старалась не смотреть на Анну Чернову. Анна была прекрасна. Да, конечно, она стара — лет, наверное, семьдесят, но Тара никогда не видела никого, кто бы так выглядел в столь почтенном возрасте. Прекрасный овал лица, высокие скулы, огромные зеленые глаза, седые волосы, аккуратно собранные наверху и скрепленные шпильками так, что спадали волнами, обрамляя бледную кожу. Лицо ее казалось не столько морщинистым, сколько смягченным временем. Узкие кисти рук с длинными пальцами покоились на покрывале, а худые плечи под белой рубашкой были осанисты. Только грубая шина на одной ноге нарушала впечатление изящества, отстраненности и глубочайшей печали, какую только доводилось видеть Таре. Это была печаль по всему на свете, подумала Тара в замешательстве, хотя и не могла бы объяснить, что она подразумевала под этим «всем на свете». Ну, только то, что шина на ноге является малой частью этого «всего».

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Анна.

— Спасибо. Как уже сказал мистер Колдуэлл, кто-то взломал сейф в офисе. На единственной открытой коробке обозначено ваше имя, а внутри находилась подвеска в виде золотого креста с бриллиантом. Она принадлежит вам, не так ли?

— Да.

— Это именно то ожерелье, которое вам передала Тамара Карсавина? Подарок Николая II?

— Да. — Анна посмотрела на Тару чуть с большим вниманием, но с той же отстраненностью.