Журнал "Юный натуралист" №6, 1938

Он не взял с собой ни хлеба, ни мяса, а захватил только коробку бумажных пистонов и свой пистолет, с которым не расставался никогда.

Еще дремали крыши и заборы, и под забором дремала трава. И никого не было кругом. Только белая лошадь паслась у ворот перед садом, бряцая своим железным прутом.

Володя обошел ее в страхе и посмотрел на небо.

Ни одна звезда не горела в нем, и нигде не видно было солнца. Но заря уже занялась.

«Как рано, как рано», подумал Володя, сжимая в кармане пистолет.

Он прошел мимо сада и, оглянувшись назад, посмотрел на него.

Сад стоял весь свинцовый от обильной росы. Резкий ветерок свистел в ветвях высокой груши, и красная ленточка все еще висела на сучке. Она попрежнему хлопала, вытягивалась, струилась, словно собиралась отправиться в далекий путь.

Оглянувшись на нее еще раз, Володя двинулся по дороге в Брусяны.

И вскоре груша с ленточкой и весь сад скрылись за домами; исчез и город с рекой.

Перед Володей в низине открылись поля. Они дымились, точно горячий, политый водою пепел. А солнца все не было видно. По дороге в город пробежала собака. И на голом, только что вспаханном поле что-то блеснуло, — может быть, золото или стекло, или капля росы, осевшая на холодный суглинок.

«Как рано, — снова подумал Володя, — Москва еще, наверное, спит».

Он представил себе, как спит Москва, спят будки с газированной водой, спят колонны Большого театра, и за этими мыслями не заметил, как внезапно встали перед ним из тумана лес и низкие избы лесной деревушки Брусяны. Тонкие сосны росли у самых изб, и сквозь маленькие окна можно было видеть, как внутри, в избах, жарко пылают печи. Вся деревня дымилась, словно поле, которое Володя только что оставил позади.

«Как рано, как рано! — подумал Володя в третий раз. — И Фимка еще, наверное, спит».

Он вошел в избу, стоявшую первой с краю, и в удивлении остановился на пороге.

В избе уже никто не спал.

За столом сидела Фимка, держа в руке огромный ломоть хлеба, а Сергей Семенович, старик с черным лицом, пил из большой кружки квас.

На столе стояла миска с горячей картошкой, и возле нее стопкой были сложены ложки. Но ложками никто не ел. Фимка брала из миски картошку, клала ее перед собой на стол и ударом кулака раскалывала пополам. Потом ела, запивая квасом.

— Вот и мальчик пришел, — сказала она деду, показав на Володю пальцем. — Хочет на плотах покататься. Покатай его, дед, а?

И старик охотно ответил:

— Отчего же, можно и покатать. Все можно.

— Все можно, — повторила за ним Фимка, стукнув кулаком по картошке, и под ее рукою картошка сверкнула, как сахар.

Тогда только Володя вспомнил, что он ничего не ел. Дрожа от голода, он сделал два шага к столу.

— Садись, — сказала Фимка и положила на стол картошку.

Он сел, пододвинул к себе картошку и тоже стукнул по ней кулаком.

Так ели они, разбивая кулаками картошку и запивая ее квасом, кислым, как лесное яблоко.

Потом, не сказав друг другу ни слова, они вышли на улицу.

Лес начинался сразу за огородом редкими дубками, соснами, орешником, а вдали, на горизонте, он стоял, как туча.

Фимка шла босиком по росе, и мокрая трава, точно снег, скрипела под ее ногами.

Володя шел за пей следом, осторожно обходя кусты чертополоха и полыни, потому что особенно высока и росиста была за огородом полынь. У опушки они остановились, и Володя спросил:

— Где же тут птичьи гнезда?

— А вот тут кругом, сколько хочешь, — ответила Фимка.

— Ну уж и сколько хочешь! — недоверчиво сказал Володя. — Покажи хоть одно.

— А что дашь? — насмешливо спросила Фимка.

Володя пошарил в карманах, но ничего там не нашел, кроме пистолета. Тогда он вынул свой пистолет и в упор выстрелил в Фимку.

— Не балуй! — строго сказала она.

Но взяла из рук Володи пистолет, прицелилась в высокий куст терновника и выстрелила два раза.

— Неужто отдашь? — спросила она тихо.

И лицо ее, так же как у Володи, стало бледным от холодного утра и волнения.

— Отдам, — твердо сказал Володя, глядя в серебристые глаза Фимки, блестевшие, точно капли росы.

И на секунду он забыл о гнездах, забыл, зачем отдал Фимке свой пистолет.

В это время солнце поднялось над вершиной старой ели, и осина, стоявшая на опушке, проснулась первой. Тень легла у ее корней, ветви с легким треском потянулись спросонья, зазвенели листвой. И какая-то птица глубоким голосом повторила несколько раз: та-ак…

Потом добавила:

— Ви-идь.

Это был толстый соловей, сидевший на кусте жимолости.

(Окончание в следующем номере.)

Наш актив

Юннат Сергей Калинин

В юннатский кружок я вступил в 1933 году.

В первые годы занятий в кружке я научился вести фенологические наблюдения, делать снегосъемки, правильно собирать и оформлять коллекции и гербарии, планировать свою работу.

Я занялся также выведением новых культур в условиях нашей местности. В этом деле я добился больших успехов: хлопок у меня дошел до завязывания коробочек, кольраби хорошо вызрело, соя дала замечательный у рожай.

С 1936 года я стал заниматься геологией.