Журнал «Компьютерра» № 21 от 05 июня 2007 года

Как помнит старшее поколение из школьных уроков истории и обществоведения, рабовладельческий строй оказался нежизнеспособен из-за низкой эффективности рабского труда и был заменен прогрессивным человечеством на строй феодальный. Рабство, правда, дало метастазы в виде «плантаторства» на американском континенте. Хотя в науке рабовладение было коротким периодом и завершилось довольно давно, мы еще можем наблюдать такие «плантации» – учреждения, где низкоквалифицированный персонал на дешевом оборудовании проводит множество однотипных экспериментов, перерабатывающихся затем небольшой горсткой белых воротничков.

Со временем стоимость экспериментальной работы возросла на порядки. Соответственно изменились и требования к научным работникам. Все это привело к очередной смене формы организации труда. Экспериментаторов частично освободили и прикрепили к земле, то есть к приборам. Крайняя степень этого типа организации труда называется «Сидение на приборе».

При «феодализме» отчуждается не весь труд экспериментатора, часть творческой работы ученого остается при нем. Это не жест доброй воли, а суровая техническая необходимость.

Приборы и методики совершенствуются на ходу и часто. Проводятся калибровки, устраняются наводки, подбираются условия измерения. Прибор таскают из угла в угол, подкладывают под него бумажки, изолируют провода и перепаивают контакты, производят «магические постукивания». Повозившись так от недели до полугода (для прибора средней сложности), получают на выходе что-то похожее на правду, на контрольном образце. В этом сложном и продолжительном магическом ритуале используемые установки приобретают несвойственную им ранее индивидуальность, а работающий на них персонал – ноу-хау проведения измерений. Эти знания и эта индивидуальность уже не могут быть отчуждены старыми проверенными способами – в виде описания и инструкции [Те, кто пытался перенять/передать технологию, измерительную методику или воспроизвести эксперимент, понимают, что это особая песня и особый вид научного труда]. Таким образом, из движимого имущества экспериментальные установки, приборы и персонал превращаются в недвижимость. Недвижимость эта есть основной источник натурального продукта и занимает некоторую условную площадь на научном фронте. Так мы и получаем то, что в учебниках средней школы называется «натуральное феодальное хозяйство».

Отчасти проблема невозможности полной трансляции экспериментальных данных решается переносом потребителей поближе к месту производства как в географическом, так и в административном смысле. Для крупных установок довольно давно справедливо нехитрое эмпирическое правило: «одна установка – одна научная школа, две установки – две школы».

Устройство крупной научной школы сейчас до боли повторяет устройство классического феодального государства. Есть король – глава школы и ее научный лидер, есть вассалы нижнего уровня, командующие феодами, теоретики, тоже объединенные в феоды, и сервы (от лат. servus – раб, в средневековой Зап. Европе категория феодально-зависимых крестьян, наиболее ограниченных в правах. – Большой энциклопедический словарь) [Я не даю моральных оценок. Это не хорошо и не плохо – это просто такая форма организации труда].

Передача неявного неформализованного знания между участниками таких коллективов возможна не в последнюю очередь потому, что современные приборы и экспериментальные установки есть результат предыдущего этапа совместных теоретических и экспериментальных работ, а также труда инженеров, метрологов и др. Подобная преемственность стягивает эксперимент и теорию в довольно тугой узел.

Как перейти от неполных эмпирических данных к синтетической теории? Однозначен ли этот переход? Как исключить психологизм и повысить объективность эксперимента? Можем ли мы зафиксировать явление, не имея хотя бы приблизительного теоретического описания его? Насколько восприятие обычных, наблюдаемых в повседневной жизни, вещей определяется социальной и теоретической установками нашего мышления?

Вопросов множество, но даже беглый исторический обзор показывает, что философское осмысление текущего состояния научного метода всегда хронически запаздывает. Эмпиризм утвердился в науке, когда уже буйно цвело экспериментаторство, выводящее исследователя за пределы непосредственного чувственного опыта. Позитивизм укрепился, когда ему на смену уже были выдвинуты конвенционализм, физикализм и др. Сейчас эти идеи пробивают себе дорогу в массы, но фактически они соответствуют состоянию науки 40–50-х годов прошлого века.

Трагедия философии науки настоящего времени в том, что она, с одной стороны, обгоняет те философские представления, что доминируют в научном сообществе, а с другой – отстает от научной практики. Иными словами, философы отстают от науки на один шаг, а сами ученые – на два. Не успела сформироваться идеология «феодальной» формы научной организации труда, а впереди уже открываются новые горизонты.

«Отречемся от старого мира…»

ЦИТАТА