Журнал Наш Современник 2007 #7

Сегодня мало кто знает, что "ограничения" , на которые сетовал Троцкий, были чрезвычайно значительными: например, в высшие учебные заведения принимались исключительно "представители пролетариата и беднейшего крестьянства". Отказ от подобных "ограничений" возмущал Троцкого, хотя сам он вырос в весьма богатой семье. Резко - и с явными преувеличениями - отзывался Троцкий и о другом "новшестве" в жизни страны: "По размаху неравенства в оплате труда СССР не только догнал, но и далеко перегнал капиталистические страны!.. трактористы, комбайнеры и пр., т. е. уже заведомая аристократия, имеют собственных коров и свиней… государство оказалось вынуждено пойти на очень большие уступки собственническим и индивидуалистическим тенденциям деревни… " [51, с. 106-107, 109-110].

Но особое негодование Троцкого вызвал курс на возрождение семьи: "Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг"… Назад, к семейному очагу!.. Трудно измерить глазом размах отступления!.. Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали" [51, с. 121, 122].

"Когда жива еще была надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства,- продолжал Троцкий,- власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности, отца с матерью, но, наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи… Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой4, пятая заповедь5 полностью восстановлена в правах… Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии… штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен… " [51, с. 127-129].

Интересно, что примерно так же, но с прямо противоположной оценкой определял происходившие в СССР изменения идейный противник Троцкого - Георгий Федотов:

"Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху. Так как она не затрагивает основ ни политического, ни социального строя, то ее можно назвать бытовой контрреволюцией. Бытовой и вместе с тем духовной, идеологической. ‹… › Право беспартийно дышать и говорить, не клянясь Марксом, право юношей на любовь и девушек на семью, право родителей на детей и на приличную школу, право всех на "веселую жизнь", на елку и

Смотреть подробней об этом в: [28, с. 41, 343]. Курсив мой.

Так, один из руководящих работников ОГПУ-НКВД Александр Орлов, ставший в 1938 г. "невозвращенцем", писал в своих мемуарах, что, начиная с 1934 г., "старые большевики" приходили к убеждению, что "Сталин изменил делу революции. С горечью следили эти люди за торжествующей реакцией, уничтожающей одно завоевание революции за другим" [35, 46-49].

Седьмая заповедь - т. е. заповедь о грехе прелюбодеяния. Пятая заповедь - заповедь о почитании отца и матери.

на какой-то минимум обряда - старого обряда, украшавшего жизнь1,- означает для России восстание из мертвых" [57, с. 83-84].

И далее: "Взамен марксистского обществоведения восстанавливается история. В трактовке истории или литературы объявлена борьба экономическим схемам, сводившим на нет культурное своеобразие явлений. ‹… › Можно было бы спросить себя, почему, если марксизм в России приказал долго жить, не уберут его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы? Но всякая власть нуждается в известной идеологии" [51, с. 87, 90]. И удивительное по своей прозорливости предупреждение: "Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии - было бы безрассудно" [51, с. 90].

Нельзя, однако, не задуматься о самом этом слове "контрреволюция". В устах Троцкого оно имело что ни на есть "страшный", обличительный смысл, тогда как Федотова оно ничуть не пугало. К сожалению, до сих пор в массовом сознании "контрреволюция" воспринимается скорее "по-троцкистски", чем "по-федотовски", хотя в истории нет ничего страшнее именно революций - глобальных катастроф, неотвратимо ведущих к бесчисленным жертвам и беспримерным разрушениям. Во всяком случае, число жертв российской "контрреволюции" 30-х гг. несопоставимо с результатами революции 1917 г. и даже 1929-1933 гг.: в 1934-1939 гг. погибло в 30 раз (!) меньше людей, чем в 1918-1922 гг.2.

Правда, здесь перед нами встает нелегкий и, так сказать, щекотливый вопрос о личной роли Сталина в так называемой "второй революции" - в трагедии коллективизации. Антисталинисты целиком возлагают вину на вождя, а сталинисты (число коих в последнее время заметно растет) либо стараются замолчать неприятную для них тему, либо выдвигают в качестве главных виновников трагедии других тогдашних деятелей. Но ясно, попытки "обелить" Сталина несостоятельны: даже если наиболее беспощадные акции того времени осуществлялись под непосредственным руководством других лиц, ответственность все же лежит на Сталине, ибо лица эти оказались на своих постах с его ведома и не без его воли.