Журнал «Посев» № 2 (1589) - февраль 2010

Казалось бы, операция «Литой свинец» была подходящим моментом для силового решения вопроса. Ведь тогда вся шайка – руководство Хамаса – тряслась за свою шкуру, находясь в бегах или сидя под госпиталем в Газе. Освобождение Шалита могло потребовать новых жертв. Но ведь и вся операция «Литой свинец» была отнюдь не бескровна. Создалось впечатление, по меньшей мере, у меня, что такое освобождение – силой, было приемлемым далеко не для всех. Видно, обменно-торговая манипуляция вместо военной операции в чьих-то глазах выглядит привлекательной.

Хамас назначил чудовищную цену за обмен – 1000 шахидов, включая самых отпетых, за одного израильского солдата. Однако наглое предложение не было отвергнуто. Вместо этого начался базарный торг. В торге участвуют многие члены кабинета министров, таким образом, фактически ведущие переговоры с Хамасом, которого они же якобы не признают. Очевидна нелепость ситуации.

Тяжело писать об этом, а потому я принимался за эту заметку множество раз и откладывал. Мне казалось, что отсутствие личной опасности, подобной той, в которой находится Шалит, требует моего молчания. В конце концов, право пострадавшего, реальной жертвы и потенциальной – должны быть разными.

Но во мне росло убеждение, что в данном деле присутствует далеко не только высокоморальный компонент жалости и готовности помочь своему солдату, гражданину, даже его памяти, что вызывает большое уважение и понимание необходимости жертвы. Уже давно проблема освобождения Гилада Шалита из морально-этической, сформулированной словами «сам погибай, а товарища выручай», стала чисто политической. Я увидел малопочтенное политиканство, увидел, как те же левые либералы, которые делают всё возможное для морального разоружения Израиля, особенно активны в борьбе за выкуп Гилада Шалита. Я предпочитаю пользоваться термином «выкуп», который точнее, хотя и грубее, чем «освобождение», передаёт суть происходящего. Ведь освободить можно и силой, и хитростью, и прямой угрозой главарям «не то худо будет…».

Про то, что надо своего пленного освободить при минимальной возможности – в Израиле нет спора. Страсти и несогласие кипят вокруг выкупа, который множеству людей с полным основанием кажется и опасным, и унизительным. Но именно унизительностью он прельщает, на мой взгляд, лево-либеральную публику. Ведь ничто так не разрушает уверенность человека (и народа) в своих силах, как прилюдное унижение. Не случайно, и не только из корысти, столь часто раздевали жертв перед расстрелом.

Примечательно, что противоположной стороне – тем, кто уже пострадал от прошлых «выпускников» в ходе такой торговли, не то, чтобы просто затыкают рот, но и в полный голос не дают слова сказать. К молчанию принуждены и видные военные. Внушается, что это неприлично – протестовать против выкупа своего солдата, находящегося в руках врага, в обмен на будущие трупы своих граждан. Как опытный политик, встречается с множеством крупнейших политических деятелей в стране и мире отец Гилада – Ноам Шалит, беда которого понятна, но права требовать выкупа своего сына в обмен на свободу бандитов – нет. Кровь будущих жертв выкупа Гилада будет не только на руках политиканов, способных вместо решительных действий лишь к базарной торговле, но и на руках его отца.

Уместно делать всё, чтобы выручить своих – сограждан, соплеменников, друзей, попавших в беду. Но и солдат должен помнить, что армейская служба – не пикник в танке. Здесь промах наказывается. Было движение среди резервистов и призывников, которые обращались к правительству с заявлением – если попаду в плен – не выкупайте меня. Но оно не получило достойного освещения в прессе, поддержки у руководства страны и как будто угасло. А зря, поскольку выкупленный должен помнить, что в каждом теракте, совершённым «выпускником – досрочником» – есть вина выкупленного. Он должен понимать, что становится тем самым потенциальным соучастником преступления.

Знаю случай – выпускник из семьи леваков-«гуманистов» стремился в элитные боевые части. Попал, несмотря на сопротивление родни и суровый отбор. Успешно прошёл подготовку. Но когда был послан на перехват террориста и получил приказ «стреляй», сказалось воспитание семьи, – приказ не был выполнен. Он засомневался в том, террорист ли перед ним, или невинный. Террориста застрелил другой, а на теле едва не помилованного «гуманистом» нашли пояс смертника. Бесчестьем кончилось «гуманное» воспитание, а не будь рядом исправившего ошибку, – ещё и преступной халатностью, здесь эквивалентной соучастию в преступлении, приведшем к гибели многих людей.