Журнал Q 03 2009

Теперь о Гражданской. И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной. Старая шутка, но и впрямь – были б однополчанами, сняли бы шлемы. А так – явно над каким-то белогвардейцем склонились. Хотя сам Булат Окуджава служил в Красной армии. Воевал, пусть и недолго.

Самое точное определение Окуджава дал сам себе – хожу я и песенку слушаю. Именно песенку, именно слушаю. Не сочиняю, не творю – не дай Бог! – только слушаю. Не таковы, совсем не таковы и Высоцкий, и Галич. «В творческой практике, в мировоззрении и стратегии Галича и Высоцкого ненависть к себе занимает ничуть не меньшее место, нежели ненависть к системе; для них в самом деле противоестественно себя беречь...» Говоря проще: Высоцкий и Галич бухали, Окуджава выпивал. Они, признаться, и стихи так писали: на разрыв, на убой в отличие от Окуджавы, который ходил и песенку слушал. Дмитрий Быков, на мой взгляд, гораздо ближе к Высоцкому и Галичу, нежели к Окуджаве. Быков – поэт и только потом прозаик, журналист и биограф. Окуджава – бард и только потом поэт, прозаик, сценарист.

По сути, есть только два писателя: Лев Толстой и Дмитрий Быков. Но «Войну и мир» или, скажем, «Анну Каренину» я не успеваю перечитывать, потому что Дмитрий Львович Быков успевает выпустить очередную книжку. Я ведь не шучу, он вкалывает как оглашенный. И – не хочу признаваться, но некуда деться – пишет-то он хорошо. Ошибки? Нелепости? Право, вы хоть одну биографию видели без ошибок и нелепостей? Быков создает собственный миф об Окуджаве? Разумеется. Он и не скрывает. Вы, товарищи, поглядите на выходные данные книги. Ага. Сначала там вообще-то идут два слова: «Дмитрий Быков» – и только потом другие два слова: «Булат Окуджава». Ну а про то, что Дмитрий Быков – лично мне, конечно – интереснее Окуджавы, я уже говорил.

Поэзия:

Должник

Подгулявший шутник, белозубый, как турок,Захмелел, прислонился к столбу и поник.Я окурок мой кинул. Он поднял окурок,Раскурил и сказал, благодарный должник:

«Приходи в крематорий, спроси Иванова,Ты добряк, я сожгу тебя даром, браток».Я запомнил слова обещанья хмельногоИ бегущий вдоль потного лба завиток.

Почтальоны приходят, но писем с УралаМне в Таганку не носят в суме на боку.Если ты умерла или ждать перестала,Разлюбила меня, — я пойду к должнику.Я приду в крематорий, спущусь в кочегарку,

Где он дырья чинит на коленях штанов,Подведу его к топке, пылающей жарко,И шепну ему грустно: «Сожги, Иванов!»

Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: «Московский Рабочий», 1982.