Журнал 'Целитель'

Твердость воззрений распространялась у древних китайцев и на далекое прошлое, когда ни неба, ни земли еще не было, а был, как они полагали, хаос, нечто вроде туманности, в которой плавали мириады мельчайших частиц ци. Среди этих частиц были легкие, светлые (ян), постепенно поднимавшиеся вверх, и - тяжелые, темные (инь), медленно опускавшиеся. Таким вот образом разделившись, первые образовали небо, вторые - землю... Упрощенное, примитивное - какое угодно, но в основе-то своей мало чем отличающееся от сегодняшнего представление о процессах, происходивших на месте нашей Солнечной системы в невообразимые времена и завершившихся ее формированием в нынешнем виде около 5 миллиардов лет назад.

После того, как небо и земля оказались на своих местах, из различных комбинаций тех же частиц ян и инь, из взаимодействия светлого и темного, мужского и женского начал возникло все живое и неживое, возникли природа и ее явления, движение и покой, тепло и холод, добро и зло. Все было естественно, необходимо, разбросанно и едино, как та изначальная туманность. Одно вытекало из другого, сливалось с другим, свет мог быть тьмой, а добро злом и наоборот - в зависимости от времени и ситуации. Причем все это происходило как в окружавшей человека природе, так и в природе самого человека, как во внешней, так и во внутренней его жизни.

Однако найти объяснение чему-либо еще не значит познать его. Стихийность, непредсказуемость явлений, поступков, соотношений различных сил вызывали у человека естественное стремление уловить хоть какую-то закономерность, которую можно было бы уложить в стройную и понятную систему. Это было для него поистине жизненно важно. И, как нам сегодня известно, такие системы в конце концов появлялись и становились "официальными", признанными во всех без исключения древних цивилизациях - древнеегипетской, древнеиндийской, древнеперуанской, древнегреческой... Возникла подобная система и в древнем Китае. Роль ее сыграла "Книга перемен".

Хроники свидетельствуют, что первый, фундаментальный слой ее текста существовал в законченном виде и был достаточно широко распространен уже в VIII - VII веках до нашей эры, создание же его началось значительно раньше. Впоследствии к первому слою добавились второй и третий, в целом составившие так называемый основной текст "Ицзина". Кроме того, в книгу входят "десять крыльев" - десять комментариев основного текста, написанные разными авторами и в разное время в течение V - III веков до нашей эры.

"Книга перемен", - писал один из наиболее авторитетных исследователей-ицзинистов доктор филологических наук Ю.К.Щуцкий, имеет все права на первое место в китайской классической литературе так велико ее значение в развитии духовной культуры Китая. Она оказывала свое влияние в самых разных областях: и в философии, и в математике, и в политике, и в стратегии, и в теории живописи и музыки, и в самом искусстве..." Эта характеристика "Ицзина" написана ученым в 1937 году. Сегодня у него были бы все основания дополнить список областей, где сыграла свою роль "Книга перемен", множеством других. Но заметил бы он и то, как мало продвинулись мы за минувшие пятьдесят лет в понимании этого удивительно необычного памятника, во многом лишь условно причисляемого к литературным.

Так или иначе, вполне современно и в наши дни звучит точка зрения на "Ицзин" и проблемы его изучения, высказанная выдающимся китайским философом Чэн Ичуанем (1033 - 1107): "Книга эта столь широка и всеобъемлюща, что через нее мы надеемся встать в правильное отношение к законам нашей сущности и судьбы, проникнуть во все причины явного и сокровенного, исчерпать до конца всю действительность предметов и событий и тем самым указать путь открытий и свершений. Да, можно сказать, что совершенно мудрые авторы ее достигли наивысшего в своих заботах о последующих поколениях. Хотя мы уже далеки от тех древних времен, но до нас еще сохранились завещанные ими основные тексты. Однако толкователи прежних времен утратили их смысл и передали лишь слова, а их последователи только произносят эти слова и забывают об их сути... Я, живущий на тысячелетие позже, боюсь, что такое писание померкнет и исчезнет, и я хотел бы, чтобы люди будущих времен по этому течению взошли к его истокам..."

Обращение Чэн Ичуаня было услышано. "Ицзин" продолжали исследовать, причем не только в Китае. С течением веков он привлекал все большее внимание и в других странах как памятник культуры и мысли поистине мирового, общечеловеческого значения.

"Я в свою очередь изучил эту книгу, - писал один из крупнейших философов старой Японии Ито Тогай (1670 - 1736), - и вижу, что она совмещает в себе оба принципа - как мантику, так и философию".