Журнал «Вокруг Света» №04 за 1981 год

В своей одинокой хижине Кефегу обитал с женой и шестью детьми. Он не помнил, сколько сезонов косил тефф, сколько вырастил козлят, сколько раз тащил деревянную лохань для поливки поля.

Никогда в жизни он не ел досыта, как и его отец, и его дети. Эфиопский деликатес — харенгу, безвкусную серо-зеленую лепешку из теффа, на которой лежит кусок баранины в жгучей подливке и горсть дробленого сыра,— он ел всего три раза в жизни. Мясо доводилось попробовать лишь тогда, когда сосед, владелец ружья, добывал в зарослях антилопу.

Своим просом Кефегу мог бы прокормить семью. Но после уборки урожая из каждых десяти мер зерна восемь он отдавал ростовщику по имени Ханганхор.

Теперь уже трудно объяснить, когда и откуда взялся этот обычай. Возможно, что какой-нибудь предок Кефегу после засухи оказался на мели и задолжал местному ростовщику. Известно только, что еще во второй половине прошлого века все окрестные крестьяне стали должниками ростовщика.

08-02

Потом все пошло обычным путем Ростовщик передал долги другому, а тот требовал немедленной уплаты. Поскольку платить было нечем, церковный суд (а других тогда в Эфиопии не было) постановил, что крестьянская земля принадлежит ростовщику. Тот продал потом землю князю Макконнену, родственнику императора.

Мне случалось встречаться с князем Макконненом, владельцем провинции Воллега, тогдашним постоянным представителем Эфиопии в ООН. Он, естественно, был выпускником Оксфордского университета, его английский был безупречен, манеры образцовы.

Скорее всего князь никогда не бывал в своей провинции, куда можно было с трудом добраться лишь на вездеходе. Более того, боюсь, что оксфордское образование не помогло ему заметить, какой парадоксальный процесс развивается в тогдашней Эфиопии. Когда во всем мире крестьянство шло от феодальной зависимости к владению землей, в Эфиопии было наоборот. Крестьянам во время оно удалось избавиться от власти церкви и получить относительную свободу, но в последние сто лет они попали в крепостную зависимость от феодалов. Князь никогда не узнал бы о судьбе человека по имени Кефегу, если бы не события весны 1974 года.

Во время первой весенней пахоты Кефегу лишился плуга. Вообще-то плугом орудие, которым он разрыхлял почву, назвать трудно. Непонятно было, почему «плуг» сломался,— делают его из твердого дерева и он может по служить лет сто. Новый обошелся бы в двадцать быров (примерно десять долларов). Такого расхода Кефегу позволить себе не мог. Три дня спустя у него пал буйвол.

Кефегу послал детей разбивать комья земли палками. Жена выпросила у соседа железную мотыгу и принялась исступленно долбить землю, пока у нее не хрустнуло в пояснице. А через два дня сосед мотыгу отобрал. Кефегу понял, что без буйвола и плуга ему конец. Откуда взять теперь восемь мер проса для уплаты процентов и две на пропитание семьи?

Единственный выход — обратиться к ростовщику Ханганхору. Кефегу и прочие крестьяне видели в нем посланца богачей, которые, безусловно, каждый день ели харенгу и обитали в деревянных домах с садом. Они в свою очередь, выплачивали проценты еще более невообразимым богачам из Аддис Абебы, которые коленопреклоненно, бия челом о землю, приносили деньги князю Макконнену.

Все эти люди были для Кефегу столь же нереальны как святые с икон. Они никогда не появлялись перед крестьянами, хотя и жили их трудом. Никто не знал, как их именуют и как они живут. Единственной связью с их миром был ростовщик Ханганхор. Он то всегда был рядом — мерил поля, взвешивал урожай. На его решения нельзя было пожаловаться. Да и кому?

Ханганхор выслушал просьбу Кефегу, дал сто быров на буйвола и плуг. Он заявил, что Кефегу должен вернуть ему сумму сразу после уборки урожая. Это было весной. А потом пришла самая страшная засуха, подобной которой никогда не было на памяти людей. Кефегу собрал всего три меры проса вместо двенадцати.

Ростовщик Ханганхор прибыл на черном коне и потребовал вернуть долг. Кефегу пал перед ним ниц — у него не было ни денег, ни зерна. Ханганхор спрыгнул с коня, пнул ногой Кефегу, ударил хлыстом его старшую дочь и объявил, что его терпение лопнуло. Так в октябре 1974 года Кефегу стал рабом.

Поверить во что либо подобное трудно, и каждое такое сообщение необходимо тщательно проверять. Моя задача облегчалась тем, что с проблемой рабства в Эфиопии я познакомился в ООН (здесь существует комиссия по борьбе с рабством) еще в шестидесятые годы. Из документов я узнал невероятные вещи. В отчете за 1966 год было отмечено, что больше всего рабов в Саудовской Аравии (свыше сорока тысяч), потом в Эфиопии (двадцать пять тысяч) и в Северном Йемене (десять-двенадцать тысяч).

Отчет давал точное определение рабству, чтобы не возникло недоразумения, и рассматривал возможность выкупа несчастных за счет общественных, частных или международных средств. Высказывались критические замечания о рабстве и весьма несмело упоминались различные документы из истории человечества. Комиссия существует и доныне. Правда, Эфиопии теперь в этом списке нет.