Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год

Первое, о чем они меня спросили,— о гостиницах, это как обычно. Я начал с самых лучших, тех, что на шоссе Америк, по пути к озеру: гостиница «Толиман» — комната на двоих за 75 песо, без питания; «Постоялый двор Дона Васко», где комнаты европейского типа; я объяснил сеньоре, что даже довольно скромные комнаты там стоят 100 или 125 на двоих. А с питанием они стоят 195 песо. Потом я назвал гостиницы в самом Пацкуаро: «Долатри» — комнаты на двоих от 35 песо и гостиница «Постоялый двор у Собора», очень милая и с белой рыбой, которую там очень вкусно готовят: 70 песо на двоих, без питания. А еще гостиница «У Цитадели», которая вам обойдется в 45 песо за комнату, где две кровати, горячая вода, телефон и где мне платят комиссионные за туристов, которых я туда провожу. Этого, понятно, я им не говорю, но гостиница, точно, неплохая. Конечно, они очень, значит, поразились, какая у меня хорошая память, но только получилось не так уж хорошо, потому что отправились они все-таки в «Дон Васко», а там мне не дают комиссионных.

Пока они заказывали комнату, относили чемоданы и все такое, я ждал у входа, играл мячиком.

Скоро сеньор и сеньора вышли из гостиницы. Теперь сеньора была в брюках и спросила, как меня зовут, я ответил, что Серхио. Я показал, как ехать к музею народного искусства. Пока мы ехали, сеньора снова задавала мне вопросы обо мне и о моей семье. Понятно, чтобы они расчувствовались и дали потом побольше сентаво (Сентаво — мелкая монета, сотая часть песо.), я сказал, что мы бедные, такие бедные, что иногда нам и поесть нечего, так я им сказал. У моей мамы есть место на площади Оан-Агустин, ее еще называют Малой площадью, где мама продает игрушки да старые газеты, которые я уже все прочитал и которые почти никто не покупает, потому что место это неудачное. Я не стал говорить им, что мой папа не живет с нами, а живет в Арио-де-Росалес. Я сказал только: у моего отца больное сердце, он не может работать, и поэтому у мамы не хватает денег, чтобы накормить нас и чтобы занять получше место на площади. Когда мы подъехали к музею, я слышал, как сеньора, повернувшись к сеньору, тихо сказала: «Они настоящие бедняки».

Управляющий музеем сеньор Вега опередил меня, начав рассказывать то, что я уже давно выдолбил наизусть: что это было здание школы, самой первой на всем Американском континенте, которая носила имя Сан Николас Обиспо и была основана в 1540 году доном Васко де Кирога, который был первым архиепископом Мичоакана. В 1580 году школа была переведена в Морелию, а теперь этот огромный дом превращен в музей, где со всей округи собраны образцы ремесленного искусства, старинные и современные: коврики, пальмовые фигурки из Цинцунцана, глиняные куклы из Тангансикуаро, фаянсовая посуда из Кукумичу... За два песо можно осмотреть шесть залов, правда, фотографировать не разрешается.

Все это дон Хесус Вега сказал, пока супруги обходили музей, и теперь он пытался объяснить, каково ему с ремонтом здания:

— Обратите внимание на самые старые стены, они слеплены из грязи и навоза.

— Из навоза? — спросила сеньора.

— Из навоза и грязи, — ответил ей дон Хесус, отвесив мне хороший подзатыльник за то, что, подумаешь тоже, я непочтительно обошелся с цветочками в газоне.

Видимо, музей супругам не очень понравился. Когда они вышли оттуда, то говорили о нем бог знает что: он будто очень запущен и что смотреть будто там нечего. Тогда я им сказал то, что как-то в школе нам объяснил Пузатик, то есть, я хотел сказать, учитель Рейес: что почти все произведения народного искусства перевезли в Морелию и в разные другие музеи. А супруги в ответ — ни слова. Тут я испугался, что Пацкуаро им не понравился, и не видеть мне моих сентаво.

Из музея мы двинулись к Дому Одиннадцати Дворов, хотя теперь-то их семь, потому что, когда расширяли улицу Лерин, четыре снесли. Я снова повторил, что раньше это был монастырь святой Марты, а теперь здесь ткацкая фабрика. Уж здесь-то им понравилось. Сеньор сказал, что это архитектура в типично колониальном стиле, и, пока он заглядывал во все закоулки, сеньора направилась прямо туда, где стояли ткацкие станки. Она купила прекрасные коврики по восемь песо за метр (шириной 80 сантиметров) и по 35 песо за метр (шириной два десять). А я там получил свои комиссионные. Потом на улице я показал им то, что, по-моему, и есть тот самый знаменитый источник дона Васко.

— В этом месте дон Васко, — сказал я им, — однажды ударил оземь своим посохом, опечаленный тем, что у людей не было чистой воды, и пили они воду из озера и поэтому болели. Только ударил дон Васко посохом о землю, как тут же начала бить вода, да такая чистая и полезная, что люди и по сей день пьют ее.

Рассказал я им это, и господин сделал снимок.

— Настоящий источник дона Васко, — услышал я позади себя знакомый голос, — это тот, что у самого музея, болван!

Это был Патросиньо. С неба он, что ли, упал?! Вот помог. Вот так приятель.

Ну ладно, я этого не знал, ну, спутал и все, и бог с ним.