Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год

— Не торопиться?.. — в негодовании обратился Валерий ко мне. — Но ведь мидия — это не только деликатес, потребление которого растет сейчас и в Америке, и в странах Средиземноморья. Со временем участки моря, где смогут выращивать мидий, возможно, будут охраняться так же, как места, где добывают сейчас золото. И не потому, что за этого моллюска и сейчас многие страны готовы платить золотом. Кроме белков, в нем содержится почти сорок восемь процентов различных микроэлементов. Это лечебный продукт. И хотя говорить об этом, может быть, рано, из мидий, возможно, будет получено ценнейшее лекарство. Сотни тысяч рублей, затраченные сейчас на изучение возможностей ее выращивания, поверьте мне, ничто по сравнению с тем, что мы можем иметь в дальнейшем.

Да это и он все прекрасно знает, — явно имея в виду Ковбасюка, закончил Григорьев, успокоившись и утихая. — И потом у нас, на наших-то рамах и хозяйствах, мидии не опадают. Они удерживаются прочно. Сама идея полузатопленных поплавков не верна, их постоянно трясет, поэтому мидии и опали...

Потом был солнечный день. Такой солнечный, что сразу же забылись все неудачные дни, и казалось, что так было давно, всегда. Море ласково искрилось от солнечных бликов. Куда-то унесся ветер, и два экспедиционных суденышка легко бежали по заливу.

Аня и Григорьев разбирали на палубе коллекторы, готовили для погружений приборы. В тот момент, когда мы проходили мимо Кинбурнской косы, Григорьев сказал: «Здесь Суворов разбил турок. Когда ему сказали, что турки высаживаются на косу, он ответил: «Пусть высаживаются», — и пошел в часовню молиться...» В это время Григорьева позвали в рубку, и он ушел, не договорив. «Мокша» вызывала нас к себе. Аквалангисты осматривали подводное хозяйство. Капитан «Мокши», самый непохожий на капитана из всех встречавшихся мне, видя, как далеко относит течение подводников, как тяжело плавать им, суетился, нервно отдавая команды. То требовал, чтобы с соседнего судна спустили шлюпку, то приказывал бросить спасательный круг, то грозил приостановить работы. Перед одним из очередных погружений он кинулся вдруг к Петрову и взмолился: «Вы уж так далеко, пожалуйста, не заплывайте. Мало ли что, у меня дети». Тот удивленно посмотрел на него и ответил сурово: «У меня тоже дети. Я не забываю про них».

Петров по образованию математик. Начав заниматься подводными исследованиями, он обратил внимание на то, что биологи при расчетах не используют все возможности математики. Применив при определении запасов устриц свой метод подсчета, он заметил, что его данные расходятся с установленными обычным путем в семь-восемь раз. Получалось, что запасы устриц гораздо больше... Когда он сделал доклад по этому поводу в институте, ему предложили еще раз проверить свою методику. Аргумент был единственным: Петров мог ошибиться, так как он не биолог. Дополнительной проверкой должен был заняться Петров во время экспедиции.

Осмотр подводных хозяйств показал, что мидии на рамах комбината, как и говорил Ковбасюк, опали с коллекторов, черной чешуей устлав дно. На хозяйствах Иванова мидии держались прочно. Петров срезал ножом два коллектора и прислал их Григорьеву. С трудом можно было оторвать мидию от пенопласта, а держать весь коллектор в руке было не так-то легко. Григорьев и Аня выполнили несколько «станций», и под вечер суда разошлись. «Мокша» осталась ночевать в море.

Григорьев договорился с капитаном выйти в море завтра. Поднимаясь по берегу, Валерий обратил внимание на облака. Они внезапно появились и, темнея, быстро густели. Высоко в небе стремительно мчались чайки, норовя выскочить из-под облаков. К вечеру разразилась гроза. Григорьев вспомнил, как однажды гроза застала их в море, когда они возвращались с наблюдений на «Научном». Катеришко швыряло на волне, молнии, казалось, окружали их со всех сторон, держали в огненном кольце. Он вспомнил находящуюся, сейчас в море «Мокшу».

...«Мокша» стояла на якоре в тихой, защищенной от ветра бухте. Ее даже не качало на волне. Лил дождь, сверкали молнии и грохотал гром, но капитан спал спокойно. Волнения его на сегодня окончились. Аквалангисты сидели в тесном кубрике и разговаривали.

— Это невероятное ощущение, — говорил, раскуривая трубку, Анатолий Викторович Майер, учитель многих наших известных аквалангистов. — Его невозможно описать, когда один остаешься на большой глубине. Один во враждебной стихии. Какое-то опьянение возникает, когда представляешь, над какой жуткой глубиной паришь ты и как далеко до поверхности... Пропадает всякое ощущение пространства. С удивлением видишь, что пузырь воздуха уходит вниз...

— А я, — продолжал Петров, — плохо чувствую себя, когда не вижу дна. Не по себе становится. Когда дно рядом, мне не страшно ни на какой глубине.

— А ты еще, когда всплывешь, — подсказал ему кинооператор Игорь Андреев, — сразу просишь: «Дай закурить».

— Хм, разве? Что-то не замечал. Надо проверить...

Григорьев же в этот момент думал о том, что завтра наверняка поднимется борей — северный ветер. Опять под угрозой окажется график наблюдений.