Журнал «Вокруг Света» №01 за 1971 год

— Здравствуй, друг! — ответил Солвал.

Но тут же осекся, поймав суровый и невеселый взгляд приказчика.

— Не бойся его! — подбодрил Ванька-дровосек.— Теперь мы здесь хозяева! Приходи вечером. Вон в тот дом. Тебе, темному, все объясню!.. Не забыл еще русский язык?!

С Ванькой-дровосеком Солвал подружился в доме Яныг-пуки (1 Яныг-пуки — большой живот. Манси так за глаза называли купца.). Каждое лето приказчик, у которого они работали, отправлял Солвала вместе с другими ловить сосьвинскую селедку на самых сележных угодьях Яныг-пуки. Богатый манси не всякому разрешал ловить золотую рыбку на своих угодьях. Приказчику купца, его людям дозволял. В свободную минуту Солвал и Ванька-дровосек разговаривали, учили друг друга своему языку. От него Солвал многое узнал, русские слова складывать научился. А Ванька-дровосек удивлялся мансийским словам...

Вечером приятели встретились. Ванька-дровосек привел Солвала в большой дом, который называл таинственным и непонятным словом «Нардом».

Там было много народу, как на большом камлании. Только не было костра. Но огонь горел. На столе, что стоял в дальнем углу, светила лампа.

«Все же без огня люди не обходятся... Даже русские!.. — заметил про себя Солвал. — Без огня не сделать большого дела. Огонь все видит и слышит...»

В клубе накурено. В неярком свете лампы ясно виделось, как летают синие духи, синие струйки дыма. Дверь открывалась и закрывалась. Заходили белые духи мороза, а следом за ними — странные люди. Глаза их горели, как у шаманов во время камлания. И почему-то многие из них с ружьями. Ружья большие и совсем маленькие. Некоторые из них чуть больше ладони.

— Кто это такие?! — полушепотом спросил приятеля Солвал.

— Это наши, из Рабочего союза. Красногвардейцы!..

Эти слова Солвалу были незнакомы. Только слово «рабочий» о чем-то смутно говорило. Он слыхал его раньше от приятеля еще там, на рыбалке.

— А это товарищ Сенькин! — сказал как-то по-особому Ванька-дровосек, кивком указывая на человека в кожаной куртке, который внезапно появился в доме.

Лицо у него было энергичное, а глаза спокойные, задумчивые, чуть усталые.

— Председатель совдепа. Революционер! — прошептал в ухо приятель.

Первые два слова ничего не говорили его таежному уму. Последнее же заставило Солвала вздрогнуть.

«Революца!.. Это и есть Революца?! — воскликнул он в душе. — Так это же не дух! А человек!..

Революца... Не отберет ли он охотничьи угодья?! Не займет ли все лучшие рыбацкие пески, как веселый купец Плотник?! — забеспокоился Солвал, заметив наган, который висел у Сенькина на боку. Знал он, что маленькое ружье стреляет, насмерть убивает. — Нет у манси такого ружья, нет такой силы! И народу мало. А русских — много. Вон сколько людей собралось только в этом доме! — мыслил он, прикидывая взглядом. — А сколько их на улице, в других домах!..»

Заметив испуганный взгляд Солвала, Ванька-дровосек стал его успокаивать:

— Ты не бойся! Это свои люди. Такие же, как мы с тобой, батраки, рабочие... Теперь мы будем хозяевами, а не он! — выпалил Ванька-дровосек с каким-то особым удовольствием, показывая пальцем на человека, которого двое с ружьями только что втолкнули в клуб.

Присмотревшись, Солвал в нем узнал старшину инородческой управы (1 Инородческая управа — орган управления «инородцами» до революции. Этот орган возглавлял старшина, получавший такое звание наследственно или по выбору. Управа подчинялась царской администрации. Это была патриархальная форма самоуправления, с помощью которой царизм эксплуатировал малые народы.), который не раз приезжал в деревню, собирал с охотников ясак.

Это был большой человек! Самый большой среди манси. Он мог присудить к битью кнутами, розгами. Был судьей в мирских и бытовых тяжбах...

Совсем недавно этот старшина с двумя своими помощниками-мировщиками (1 Мировщики — помощники старшины, которые обязаны решать все неважные ссоры в народе.) приезжал в деревню. У Потепки будто бы потерялась кривда (2 Кривда — рыболовная снасть). Двери у манси не знают замков — и никогда ничего не терялось. Сети манси далеко от деревни стоят, и не только снасть, но и рыбу чужой никогда не возьмет. А здесь будто бы потерялась кривда, которая стояла у дома... Потепка обвинял в этом страшном грехе Анха-Ваську. Это, мол, он, бездельник, продал. Мол, это его «фамильная привычка»: недаром к его имени прилепили слово «Анха» (3 Анха — куропатка (манси).). Еще дед его заслужил такое прозвище за снятую с чужого силка куропатку. «По его следу и внук пошел, стал таким же вором!» — разглагольствовал Потепка по всей деревне. И между домами вспыхнула ссора, грозившая вылиться в кровавую драку. Каким-то образом слух в таких случаях доходил и до Березова, до инородческой управы. И старшина с двумя мировщиками был тут как тут. Видно, у них было дело и поважнее этой глупой ссоры. Но и это они не оставили без внимания, устроив суд у священных лиственниц, которые стояли рядом с домом Яксы.