Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год

— Посмотри, какой дворик! Точно такой, как в Севилье или Гранаде. И даже птички поют так же... Посмотри на колонны! Это изысканное барокко. Девятнадцатый век... Вкусы строителей европейские. А балконы и галереи второго этажа сделаны так, чтобы солнце не попадало в комнаты. Все как в далекой Испании — и не так. Это же колония! И среди завитков барокко местный умелец вдруг вписывает ананас вместо цветка... Впрочем, денег на роскошь нет. Вон там, на втором этаже, прямо над входом, располагались покои губернатора Такона, а слева размещался трибунал, который не щадил никого! Справа — тюрьма. И тем не менее... чтобы оплатить постройку, пришлось сдать внаем местным торговцам-креолам нижний этаж. Рано утром они привозили сюда мясо, рыбу, овощи... Жизнь врывалась во дворец. Те, кто хотели казаться благородными, отгородиться от черни, были вынуждены по утрам перешагивать через мешки, пробираться между тележками... Да и сами-то благородные — кто они? Тоже торговцы. Только черным товаром. «Негре-рое» — так их презрительно называли на Кубе. Черный товар размещался неподалеку в бараках. Бараки жались к дворцу, к домам торговцев и ремесленников. В Гаване тесно. Стена сжимает растущий город. Улочки узкие. Деревянные постройки горят, часты пожары. Их устраивают пираты, восставшие рабы... После каждого пожара остается только камень. Гавану возводят снова и снова. Но улочки, хотя их строят теперь по плану, все так же узки...

Сотни раз, бродя по старым улицам латиноамериканских городов, я задавал себе вопрос: почему они такие тесные, сдавленные? — и не находил ответа. Нашел только здесь, в Гаване, случайно, когда прочитал в королевском Кодексе Индии: «В местах жарких строить улицы узкими, в холодных — широкими...» Оказывается, это была забота монарха о подданных в далеких землях. Узкие улицы должны были, по его разумению, давать тень и прохладу. В Гаване уже давно научились добывать прохладу по-иному, но строили все те же улочки. Это был своеобразный культ верности короне и гарантия собственного благополучия: испанцы боялись разбогатевших креолов и каждое местное новшество воспринимали как угрозу устоям. Дворец Такона должен был стать монументальным подтверждением нерушимости системы. Таким он и получился: тяжелым, серо-бурым и мрачным, с трибуналом и тюрьмой внутри — подлинный портрет эпохи. Развеселое беспечное барокко не спасало...

— А теперь поедем ко дворцу Альдама, быстро! — говорит Эусебио.

Я понимаю его. Он хочет, чтобы контраст был резким.

Хотя в Гаване этот дворец известен как дом Мигеля Альдама, строить его — почти одновременно с дворцом губернатора — начал отец Мигеля Доминго. Альдама были богатейшими, могущественными креолами. Стиль для своего дворца они выбрали «дерзкий» — классический. Все — от стиля до места строительства (за городской стеной) — говорило о вызове короне. И хотя, может быть, дальше архитектурного протеста Альдама не хотели идти, их дом стал символом борьбы креолов за независимость.

Каждая деталь дворца Альдама — свидетельство вкуса владельцев. Белые, итальянского мрамора, лестницы как будто висят в воздухе, едва касаясь стен; плафоны залов расписаны искусными европейскими художниками.

— Но, пожалуй, главное знаешь что? — обращается ко мне Эусебио. — Это атмосфера дома Альдама. Здесь собирались знаменитые артисты, выступали певцы из Италии, встречались прогрессивные литераторы. У стен дворца толпились сотни слушателей. Гости Альдама выходили на балкон и приветствовали своих поклонников. Да и первые выступления за отмену рабства прозвучали здесь. — Эусебио увлекается рассказом. — Вот в этом зале собрались однажды меценаты только лишь для того, чтобы выкупить из рабства известного и поныне поэта, черного раба Франсиско Мансано. Его владелица маркиза Хусти де Санта, узнав об этом, удвоила цену. Но его все-таки выкупили и предоставили свободу с одним только условием: написать воспоминания раба. Он написал, и его книга стала величайшим документом эпохи.

Разве могли все это вынести испанские «добровольцы», как называли себя сторонники королевской власти на Кубе? Они напали на дворец Альдама, разграбили его и подожгли. Мигель Альдама бежал в Штаты и умер там в нищете... Впоследствии во дворце разместили табачную фабрику, ее сменила какая-то контора. Менялись времена и люди, проходящие мимо этих стен, а дом стоит по сей день. Невероятно, но факт: картины в стиле помпейских фресок, написанные европейскими мастерами, сохранились и сегодня выглядят так, словно они были написаны вчера!

Аламар