Журнал «Вокруг Света» №05 за 1980 год

— Ну, во-первых, я ее не «вышвыривал». Надежда Тимофеевна прыгала сама. И, во-вторых, на кораблях она плавать стала совсем не потому, что летать испугалась, — ответил, смутившись, Трофимов. — Тут наговорят. Пошутить у нас любят. А получилось вот что. Было это давно. Летали мы тогда без радиосвязи. И с синоптиками особенно не советовались. Поднялись на высоту, а там ветер. И чем выше, тем сильнее он становился. Сообщить лебедчику о том, чтобы тот приостановил подъем, я не могу. Он знай себе по заранее составленному плану сдает и сдает, нас все выше поднимает. И тут случилось самое неприятное. Эта самая ложка. Аэростат стал плоским. Перкаль как живая извивается, газ пошел через клапан, мы начали падать. Нужно срочно было облегчить корзину. Я только повернулся к Надежде Тимофеевне, а она смелая была, все вмиг сообразила. Я только кольцо помог ей выдернуть, парашюты-то тогда не такие были, менее удобные. И прыгнула из корзины.

...В тот вечер мы еще долго разговаривали о том, что время дирижаблей и воздушных шаров не прошло окончательно, что они еще пригодятся людям. Ведь есть сейчас и прочные синтетические материалы, и газ, который не взрывается, да и грузоподъемность дирижаблей остается недоступной современным лайнерам. Напрасно мы, видимо, и от борьбы за установление рекордов на воздушных шарах отстранились. Есть у нас еще и аэронавты, и воздушные шары, на которых можно было бы летать вокруг земного шара.

— Тут главное, — говорил Трофимов, — повыше забраться, найти струйное течение...

— По прогнозу-то, — сказал, входя, Минервин, — облачность и дождь на завтра дают. Как думаешь, будем запускаться?

— Завтра и посмотрим, — решил аэронавт.

В. Орлов, наш спец. корр.

Фото автора

Слава Пльезенских мастеров

Товарищ Блага

С Властимилом Благой я познакомился в конце пятидесятых годов. Он приехал с профсоюзной делегацией, и я помогал ему ориентироваться в Москве и должен был переводить при разговорах. Однако с первой же встречи выяснилось, что моя помощь в переводе ему не очень нужна: он говорил по-русски превосходно, лишь с легким акцентом, и по некоторым оборотам видно было, что учил язык не по учебнику. Иногда в его речи проскальзывали старомодные обороты и слова «уезд», «губерния». Как-то, решившись, я поправил его.

— Знаю, — усмехнулся Блага, — но мне так попривычнее.

Совсем осмелев, я спросил:

— А вы что — жили в России?

— Жил. Лучшую часть жизни прожил. Хотя начал с плена.

...В 1914 году меня призвали в армию. До этого я работал на заводах «Шкода» в Пльзени. Год спустя сдался под Перемышлем в русский плен. Как квалифицированного механика меня определили в железнодорожное депо. Там подружился с некоторыми рабочими, даже захаживал к ним домой. От одного из них, Варлашкина Семена Федоровича, получил как-то брошюру, где черным по белому объяснялось, кому и зачем война нужна, а кому нет. У нас на «Шкодовке» еще до войны была сильная организация левых социал-демократов, я к ним был близок, а потому все написанное в брошюрке было мне понятно. Варлашкин оказался большевиком, и мы очень подружились. Ходил я с ним и на собрания, чем мог даже помогал. К февралю 1917 года я уже полностью стоял на стороне большевиков, хотя в партии тогда еще не состоял.

Когда стали создавать чехословацкие легионы, пленные нашего лагеря были мобилизованы. Первое время я там служил, агитировал солдат. Потом, когда на меня донес один фельдфебель, некто Фишер, оставаться стало опасно, и ночью с несколькими товарищами я ушел из легиона. Всю гражданскую войну был в Красной Армии — начальником дивизионных мастерских.

В России я пробыл до 1923 года. Потом решил возвращаться на родину. Что за республика получилась у нас дома— четкого представления мы не имели. Как меня, члена партии большевиков, встретят? Посоветовался я с товарищами, и мы решили, что стоит, пожалуй, «забыть» кое-что из прошлого. Новая биография получилась такая: попал в плен, сразу был взят на работу в депо, потом открыл свою мастерскую и вот теперь еду домой. Никакой политики. Был у меня даже документ, что «фининспектором г. Арзамаса получен от мелкого предпринимателя гр. Благи Властимила Иосифовича налог за третий квартал 1922 года...». Но во внутренний карман я спрятал портрет Ленина.

Так вот, «мелким предпринимателем» пересек я советскую границу, прибыл в город Таллин, там — на пароход до Гамбурга. А оттуда до Пльзени рукой подать. На родной «Шкодовке» требовались люди, а начальнику отдела кадров я так и сказал: «Что вы, пан старший инженер, хватит с меня революций».

В республике были порядок и тишина. И лишь иногда это благополучие омрачалось газетными сообщениями о нищете в Подкарпатье, о безработице в Словакии, о забастовке в Кршивоклатах, где жандармы стреляли в демонстрантов. Кстати, почтенную должность жандармов по всей республике занимали бывшие легионеры. Их мне следовало избегать, ибо кое-кто из них помнил меня еще по плену.