Так же, как те дороги, что ведут в Рим, улочки Сплита вновь и вновь приводят к дворцу римского императора Диоклетиана. Очередной раз оказавшись рядом с ним, я спустилась в перистиль — внутренний дворик, окруженный пышной колоннадой.
Днем здесь часто слышны звуки скрипки — это молодые музыканты приходят сюда поиграть и подработать. Но самое интересное начинается здесь вечером, когда мраморные и гранитные колонны, увенчанные коринфскими капителями, подсвечиваются разноцветными гирляндами, а интерьеры дворца превращаются в прекрасные декорации. На каменных ступенях появляются люди в римских тогах, и их торжественные голоса гулко отдаются под сводами.
От эпохи Диоклетиана в Сплите осталось немного — дворец, восьмигранное строение мавзолея императора, остатки крепостных стен и ворот. Остальная территория старого города застроена белокаменными зданиями разных времен и стилей.
Костры на Устюрте
Окончание. Начало см. в № 6/90 .
«...Крепость довольно древняя, ей несколько тысяч лет,— голос болгарской ясновидящей Веры Крумовой-Кочевской, «наместницы» знаменитой Ванги, как мне ее представили, строгий и резкий.
— Стены крепости были высокими, с зубцами, но не острыми, а как бы срезанными. Вот такими,— она берет мой блокнот и чертит зубцы крепостных стен, какими их «увидела». Снова трет пальцами обломки камней с развалин, которые мы обнаружили на Устюрте, и закрывает глаза. С минуту напряженно молчит.
— Вижу в крепости высокого крупного мужчину,— медленно уже, будто с усилием продолжает Вера,— небольшая, клином бородка. Туфли на нем с загнутыми кверху носами, блестящие такие, вроде сафьяновых или атласных. Видимо, это шах или князь...
В крепости много мужчин, они опоясаны широкой материей — кусок ткани перекинут через плечо. Одеяние их скорее напоминает тогу. Скрепляется материал небольшими деревянными палочками или, может, колючками какого-то растения... плохо видно. На затылке волосы у людей длинные, заплетены в косички. Часть головы острижена. Они стоят с луками, на правой руке надеты такие напальчники из кожи, очевидно, чтобы не натереть тетивой пальцы...
Несколько ошарашенный и озадаченный неожиданными «видениями» Веры Крумовой-Кочевской, я даже не спросил ее, к какому времени отнести этих людей, к какому веку? Я смотрел на мертвые куски камней в руках ясновидящей и думал: «Неужели они ей все это «рассказали»? И именно о наших развалинах...»
Идолы — из войска Томирис?
Устюрт! Плоская известково-глинистая пустыня, покрытая клочьями серо-желто-зеленой травы. Едем вдоль чинка, повторяя его изгибы. Склоны почти отвесные, а там, внизу, застывшие волны меловых наплывов — ослепительно белых, словно полированных. Но это сейчас, когда солнце в зените. А утром, на восходе, в непотревоженной тишине, в чуть тронутом предрассветной дымкой прохладном воздухе на освещенном солнцем краю чинка играют нежные лимонно-желтые и красновато-розовые всполохи. И сразу за ними, резко разграниченные теневой стороной — угрюмые каменные нагромождения...
Мы с Акимом Богатыревым не меньше получаса наблюдали эту непередаваемую марсианскую игру красок.
Миша уже машину не гонит, наоборот, все чаще притормаживает, чтобы Галкин мог обозреть в бинокль серо-травянистую гладь устюртского «стола»...
Утром мы обнаружили большой древний загон, потом еще один, и еще... Выложены «стрелы» загонов плоскими камнями, забитыми узкими концами в землю и торчащие, словно роговые пластины на теле бронтозавра. Кочевники называли загоны «аренами». Правда, существует и другая версия, что араны предназначались для сбора весенних стоков вод, которые и скапливались в ямах на концах «стрел». Однако те «стрелы», которые находили мы, своими крыльями обрывались у края чинка, а «острие» уходило на возвышенность. Вода вверх не течет, значит, араны действительно были загонно-охотничьими сооружениями.
— Кочевые племена начали создавать араны, очевидно, еще в XIV— XII веках до нашей эры,— рассказал Галкин, когда мы замеряли очередную «стрелу»,— то есть в эпоху бронзы. Обнаруженный каменный наконечник стрелы — меж камней завалился — эту датировку мне и подсказал. Других свидетельств пока нет...
Я вспомнил, что когда мы заезжали в Таучек за водой, Лев Леонидович показывал мне огромные емкости располагавшегося недалеко от поселка нефтехранилища. И пояснил, что нефть туда поступает с известного месторождения Каламкас. Местность эта названа по имени девушки, которая, как повествует легенда, погибла во время загона муфлонов, попав в яму вместе с животными. Когда и как это случилось — неизвестно. Традиция строить араны просуществовала вплоть до XIX века. В старые добрые времена по Устюрту бродили многочисленные стада сайгаков, горных баранов (муфлонов), куланов и диких лошадей — тарпанов...
Третий час в пути, а вокруг пустынное плоскогорье, и вид его утомляет даже больше, чем тряска. Поэтому, когда на горизонте возникли две округлые возвышенности, мы с облегчением вздохнули — Байте...