Судно пересекает линию ветра, и, пока Анатолий корит Володю, гик грота — увесистая дюралевая труба — норовит снести мне голову. Я слетаю со своего насеста — ящика с продуктами — и падаю на колени в позе молящегося бедуина. Замечу, что во время капитанского монолога от Володи — ни слова.
— Ну видишь теперь, что ты наделал,— уже кричит капитан.— Да встань же, Василий!
— Это ты мне? — Я за словом в карман не лезу. Но тут же судорожно замечаю, как из шланга подкачки среднего (главного!) баллона хлещет воздух, а непривязанная пробка закатилась в щель между досками кормового настила. Перегибаю трубу, выковыриваю пробку.
— Могли бы и привязать пробку,— ворчу я.
— Не забывай, что насос у нас дырявый. Видишь, ход потеряли. — Теперь я молчу и замечаю, как приспущенный баллон судорожно изгибается от сильного попутного ветра...
Внезапно лицо Анатолия проясняется. Он знаком командует «держи руль» и ложится на настил, приникая ртом к злополучной трубе. Я поглядываю на карту в пластиковом мешочке и содрогаюсь: корабль наш давно прет километров 10 в час по суше, будь сейчас не полная вода. На рулях повисают длинные плети капусты, что говорит о том, что плавать на таком судне можно где угодно.
Горизонт на глазах расширяется, фарватер маячит уже далеко в открытой части лимана. Мы несемся в недоступной для обычных судов прибрежной зоне. Время близится к тому, чтобы пообедать. Мне как штурману, добровольно принявшему на себя обязанности кока, очень удобно совмещать эти обязанности. Достаю карту, реже лоцию и предлагаю капитану вариант. Сегодня капитан отмахивается от высадки для обеда: пока попутный ветер и еще прилив — надо проскочить прибрежную отмель. Я продолжаю рассматривать карту. За десятки лет штурманской работы, как правило, по обозначениям на карте уже представляешь, что там на берегу. Вот и сейчас прямо на носу остров Байдукова. На ближнем к нам мысу обозначены поселок Байдуково и радиомаяк. К попутному ветру добавилось отливное течение, и остров неумолимо приближается. Какие-то циклопические сооружения и полное безлюдье. Высаживаемся и полчаса бродим в поисках живой души. Наконец из домика метеостанции выходят двое.
— Весь персонал и есть, — подтверждает начальник морской станции «Байдуков» Виктор Печников. — Вот я да наш наблюдатель Федор Степанов. — Федор щурит узкие глаза. Далее следует прогулка к гигантской заброшенной стройке рыбозавода.
— Понавезли, понаехали... Бетонных чанов понастроили, электростанцию пустили, а потом вдруг все исчезли. И поселка нет, так, две семьи рыбачат, перебиваются кое-как...
В полном противоречии с картой издания 1988 года нет и радиомаяка. Виктор поясняет, показывая на бело-черную башню маяка Менков.
— Туда переводят радиомаяк, а пока он молчит.
Все здесь смешалось: и сведения с карты, и ржавые генераторы, и новые имена эпохи великих перелетов. Виктор и Федор уже не помнят, что прежде их остров носил гиляцкое название Лангр (нерпа). Теперь у самого берега словно бы в память о большой нерпе остался непереименованным островок Малый Лангр. Впрочем, постановлением ЦИК в 1936 году еще два гиляцких названия исчезли с карт. Остров Удд стал Чкаловым, а крошечный Кевос — Беляковым. Так была отмечена удачная посадка чкаловского экипажа после перелета из Москвы. Нам не суждено было увидеть вблизи обелиск на месте посадки. Началась гонка.
— Такого ветра, может быть, никогда не будет, надо спешить. — Анатолий не подозревает, что его пророческое ворчание сбудется.
А пока прощаемся с бывшим поселком. Отлив и ветер с юга подхватывают наш корабль и несут на северо-запад вдоль островов залива Счастья и Петровской косы. Карта пестрит уже названиями, которые оставил потомкам неугомонный Невельской. История освоения западной части Охотского моря связана с именами людей, которые оказывали поддержку замечательному исследователю. Долго еще по левому борту в густой зелени хвои не исчезает башня Меншикова маяка в честь адмирала, князя, начальника Главного морского штаба Александра Сергеевича Меншикова, внука генералиссимуса и сподвижника Петра I... В честь самого Петра названа коса, мимо которой мы теперь несемся.
Как-то сами собой продолжаются юбилеи. Ровно 140 лет назад сюда, в невзрачный пролив между песчаными косами, прибыл Г.И. Невельской на транспорте «Охотск». Впору салютовать в честь основанного здесь первого поселения россиян — на берегу залива, названного Счастьем. Название не случайно: здесь впервые поселилась русская семья. Соратник Невельского —штурман Дмитрий Иванович Орлов, его жена Харитина Михайловна и дочь Саша. Через год на песках поселка Петровского появился еще один домик. Сам Невельской поселился в нем вместе с юной дочерью иркутского губернатора — своей женой Екатериной Ивановной. Кажется, ничего с тех пор не изменилось, разве что поселок давно заброшен, а на рейде перед ним не стоят гамбургские и американские китобойцы. Море это за последние полтораста лет стало заметно пустыннее...