На их рев я ответил воплем кровожадного удовлетворения и, пытаясь выбраться из гущи тел, начал размахивать тяжелыми кулаками. Это была еще та драка! Стараясь одолеть меня числом, они не делали попыток воспользоваться оружием. Мы катались по камере сплошным задыхающимся, мечущимся, сыплющим проклятиями и раздающим удары комом. В сочетании с воплями, воем, страшными ругательствами и столкновениями тяжелых тел это производило впечатление полного бедлама. Один раз на мгновение мне удалось разглядеть дверной проем с толпящимися в нем женщинами, впрочем, возможно, что только показалось; зубами я вцепился в чье-то волосатое ухо, мои глаза были заполнены потом и искрами от жестокого удара по носу. А если принять во внимание развернувшуюся вокруг меня возню тяжелых тел, то мое зрение не могло быть слишком хорошим.
И все же я не ударил в грязь лицом. Под сокрушающими ударами моих железных кулаков рвались уши, хрустели носы и трещали зубы; вопли раненых звучали музыкой в моих разбитых ушах. Но эта проклятая цепь вокруг моей поясницы продолжала путаться у меня в ногах, и очень скоро с моей головы была сорвана повязка, а из открывшейся вновь раны обильно потекла кровь. Полуослепший, я начал спотыкаться и оступаться; тяжело дыша, они повалили меня на пол и связали по рукам и ногам.
Затем уцелевшие отвалились от меня и остались лежать или сидеть в позах, говорящих о крайнем изнеможении и испытываемой боли, в то время как я, обретя голос, осыпал их страшными ругательствами. Я находил жестокое удовлетворение от вида всех этих окровавленных носов, порванных ушей и разбитых зубов — а их было вполне достаточно, — и, когда кто-то, непрерывно матерясь, заявил, что у него сломана рука, я разразился злобным смехом. Один из них лежал без чувств, и его необходимо было привести в сознание, что они и сделали, опрокинув над ним кем-то принесенную посудину с холодной водой. Мне показалось, что принесла ее женщина, появившаяся после резкого рева команды.
— Его рана открылась опять, — сказал один, указывая на меня. — Он истечет кровью.
— Надеюсь, так оно и будет, — проворчал другой, лежащий, скрючившись, на полу. — Мой живот разрывается. Я умираю. Дайте мне вина.
— Если ты умираешь, то вино тебе не нужно, — грубо заметил, по-видимому, вождь, выплевывая осколки треснувшего зуба. — Акра, перевяжи ему рану.
Не выказывая особого энтузиазма, Акра, прихрамывая, подошел и склонился надо мной.
— Не дергай своей проклятой головой, — рыкнул он.