Журнал «Вокруг Света» №09 за 1990 год

— Я отправился к родственнику, жившему в США в городе Детройте. Со многими приключениями я добрался до автомобильной столицы Америки, разыскал там родственника, и тот помог устроиться к «самому Форду»... чернорабочим в литейный цех. Объяснялись в цехе со мной односложными командами да жестами: «Подай!», «Убери!», «Отнеси!» Но нашелся в литейке американец по имени Адамс, знавший русский язык: он побывал на Украине, где работал в кооперативе.

Не знаю почему, но он вызвал у меня доверие. Я рассказал Адамсу, как очутился за океаном, признался, что чувствую себя на заводе чужаком. И он познакомил меня с другими рабочими, стал учить языку, словом, помог освоиться в непривычной обстановке. Да и литейщики вскоре перестали меня сторониться. И вот однажды ко мне подошел горновой и шепнул, чтобы я зашел в кладовую за инструментом. Я еще тогда удивился: «Чего это он шепчется?» А в кладовой вместо инструмента мне дали пачку листовок, чтобы я незаметно распространил их в литейном и в соседних цехах. Ничего крамольного в листовках не было, просто требования к администрации: ввести восьмичасовой рабочий день, не снижать расценки, не увольнять рабочих, чтобы взять на их место других за меньшую плату.

Свое первое поручение я выполнил быстро. Только оно оказалось и последним: когда я доклеивал листовки в уборной, меня «застукали» охранники и отвели в контору. Оттуда — прямиком в тюрьму, а через неделю суд вынес приговор: девять месяцев заключения. И мне вдруг пришло в голову: «Стоило ли ради этого плыть за океан?»

Когда срок заключения подошел к концу, с меня взяли подписку о том, что я уведомлен о запрещении впредь жить и появляться на территории США. Потом под охраной доставили в Балтимор, где посадили на старый бельгийский сухогруз «Ван», шедший в Чили за селитрой. На судне был некомплект команды, и капитан согласился за небольшую плату доставить за границу нежелательного иностранца. Чтобы хоть как-то занять время, я изо всех сил старался быть полезным на судне: драил палубу, помогал на камбузе. Это понравилось капитану, и он объявил мне, что зачисляет юнгой в палубную команду.

Команда на «Ване» была разношерстной — греки, скандинавы, немцы, чехи, итальянцы. И среди них оказались люди, сыгравшие решающую роль в моей судьбе: русский Федор Галаган и венгр Ян Элен. Первый плавал на броненосце «Потемкин», после восстания бежал за границу и с тех пор скитался по свету. И когда он услышал, что я отсидел в тюрьме за распространение листовок, то сразу проникся ко мне дружеским расположением. Федор взялся обучать меня морскому делу: объяснял назначение различных механизмов на судне, обязанности членов экипажа, попутно рассказывал о городах и странах, в которых побывал, и о Советском Союзе.

Второй наставник венгр Элен, во время первой мировой войны оказался в плену в России, стал коммунистом. Вернувшись на родину, сражался за установление Советской власти, потом был вынужден эмигрировать. С ним я прошел марксистский «ликбез», узнал, за что борются коммунисты, какова их программа да и многое другое.

В Антверпене, где был приписан «Ван», Элен познакомил меня со своими товарищами-коммунистами. Спустя несколько месяцев, когда ко мне присмотрелись, проверили, приняли в партию и меня. Произошло это в 1932 году. Поскольку коммунисты находились в подполье, я взял себе партийный псевдоним Чебан, в память о моем земляке, которого на моих глазах расстреляли румынские каратели...

Первым моим партийным поручением было — нелегально перевезти на судне в Роттердам трех товарищей. К тому времени меня уже сделали боцманом, так что все прошло без осложнений. Затем мне еще не раз случалось тайно переправлять «живой груз» в Англию, Бельгию, Голландию, доставлять партийную литературу в Италию.

Потом я осел на «берегу» и, поскольку знал несколько языков, занялся политической пропагандой среди моряков с заходивших в Антверпен судов. Так продолжалось два года, пока бельгийские власти не арестовали меня за «антиправительственную деятельность». Приговор — шесть месяцев тюремного заключения с последующей высылкой из страны.

После отсидки оставаться в Бельгии, хотя и на нелегальном положении, стало опасно, и меня — Семена Чебана (имя это я принял уже окончательно) — переправили в Париж.

Перед отъездом снабдили несколькими адресами. В их числе был и адрес «Союза за возвращение на родину», то есть в Советскую Россию, на улице Дебюсси, 12, куда я первым делом и отправился. Там же находилась и партийная организация. Позже на собрании секции металлистов Парижа меня приняли во Французскую компартию, обменяли партбилет.

В общедоступной литературе сложился стереотипный образ разведчика: похищенные из сейфов документы, бешеные гонки на автомобилях с обязательными перестрелками, кутежи в дорогих ресторанах, где между двумя бокалами шампанского выведываются государственные тайны. Но как далеко это от действительности!