Журнал «Вокруг Света» №11 за 1970 год

Треугольник этот вовсе не равносторонний, даже не равнобедренный. Он был шатким, подвижным, неустойчивым.

Армейские власти все меньше заботились о том, чтобы выглядеть нейтральной силой. Юнионистское правительство сначала исподволь, а после возвращения братьев-консерваторов к власти в Англии вполне открыто стало использовать войска для своих надобностей. Впрочем, было ли когда-нибудь различие в надобностях у правительств, заседающих на Уайтхолле и в Стормонте? Различие в средствах было. Лондонские политики ощущали себя более уязвимыми со стороны мирового общественного мнения. Но постепенно кожа грубела. Все равно позора не оберешься! Действуйте по обстановке!

Это милостивое разрешение было расшифровано в Белфасте отчетливой декларацией! «Войска шутить не будут». С кем не будут шутить войска?

С погромщиками Пёйсли?

С бандами «Оранжевого ордена»?

Декларация была обращена к жителям беднейших кварталов Белфаста, где ютятся годами не имевшие заработка рабочие католического вероисповедания.

Солдаты уже оккупировали эти кварталы. Их жители уже прошли сквозь унижение повальных обысков. Они уже узнали, что ощущает человек, поставленный лицом к стене, не смеющий повернуть голову, когда в его квартире хозяйничают люди в военной форме и его постель перевертывают штыками.

Нет, давно уже не зовут в гости английских солдат жители Фоллз-роуд, Девис-стрит, Нью-Лодж-роуд и Юнита-уок. Солдаты являются без приглашения.

На Донор-стрит сегодня, висят черные флаги. Улочка небольшая, затиснутая. Две двухэтажные стены смотрят друг в друга. Шесть шагов — дверь. Ни палисадника, ни деревца, ни даже ступеньки перед дверью. Еще шесть шагов, два окошка, уставленных цветами, и новая дверь, новая семья. Открываешь дверь и попадаешь с улицы сразу в жилую комнату. В этой небольшой жилой комнатке, уставленной цветочными горшками, собралась сейчас вся семья О"Хэганов. Мать, отец, трое детей.

Даниеля уже перенесли в морг католического госпиталя «Mater Ifirmorum». Госпиталь находится на улице Крамлин, населенной в основном протестантами. Идти в госпиталь О"Хэганы опасаются.

Сына уже не вернешь. Его убил английский солдат, посланный «для охраны жизни и имущества жителей столицы Северной Ирландии».

А. Ефремов, корреспондент «Комсомольской правды» — для «Вокруг света»

Белфаст — Лондон. Август 1971 г.

В Каракумы с оказией

По самой удобной дороге вдоль гряды барханов стадо шло к воде, и наши пути совпали. Ни один верблюд не свернул в сторону, они только ускоряли шаг. Тогда мы круто свернули влево и все-таки обошли их.

Песчаное облако, окружавшее стадо, стояло долго позади нас — теперь верблюды бежали точно по нашим следам.

Но все же мы первые увидели станцию... Верблюды пришли к ее воде утром, когда зеркальные лепестки опреснительной станции уже блистали на солнце. Как гигантский подсолнух, лепестки весь день поворачивались к свету, ловя каждый его луч, и если стоять близко, то можно было слышать, как включались автоматически моторы насосов и перегоняли воду. Вокруг не было ни души... Но по тому, как матово сверкали стеклянные ряды на площадке под лепестками — действительно похожие на парники! — чувствовалось главное: здесь есть вода...

Когда и этот бархан мы устелили кривыми стволами саксаула и, увязая в песке, догоняли машину, Аннагельды сказал, что я могу звать его «просто Анна».

— Гельды это так... Это полностью. Для незнакомых.

Он улыбнулся и полез в кабину, мне же вольно было понять его улыбку как угодно: быть может, он извинялся, что так поздно я буду звать его «просто Анна» — мы выползали с машиной уже не на первый бархан.

Да и сейчас, забираясь в кабину, мы знали, что залезаем в нее ненадолго. Наш шофер Аман плохо вел машину. Впрочем, это могло и казаться, как кажется порой, когда неудачи идут одна за другой, а ты должен только следить за их ходом со стороны, не имея права вмешаться. И все-таки он плохо переключал скорости. Поэтому мы и елозили взад-вперед перед каждым крутым барханом. Неторопливый по натуре, Аман разгонял машину хорошо, но, когда она, вся дрожа, теряя последние остатки второй скорости, подползала к перевалу, Аман включал первую скорость гораздо медленней, чем это нужно было машине. Когда дрожь нельзя было унять даже в собственных руках и ногах, мы с Анна понимали, что пора выходить ломать саксаул.

— Вот если б гружены были тяжелее... — сказал, включая заднюю скорость, Аман.

Мы же везли всего тысячу восемьсот литров воды, пресной воды из Бахардена. Тяжелый плеск ее был слышен за спиной.

— Вода... — очень задумчиво сказал Анна, когда мы неслись по такыру, как по асфальту. И больше ничего не сказал про нее. Стал говорить про такыр.

— Даже змеи здесь не живут. Не заползают... У них животы нежные. И зайцы, лисы — сюда никто не заходит, боятся лапы покорябать... А дыни знаешь какие на такырах? Пробовал?

— Нет.

— А змеи на ночь на такыр заползают, — вернулся почему-то к змеям Анна. — Здесь их никто не беспокоит ночью.